Дельцы. Том II. Книги IV-VI

Ее необычайно оживило это обращеніе къ ней такой свѣжей и симпатичной личности. И она готова была съ радостію откликнуться на зовъ Катерины Николаевны и посвятить тому, что занимало Повалишину, все свое свободное время. По здоровье ея дѣлалось все несговорчивѣе. Она не каждый день могла ходить въ редакцію и по вечерамъ чувствовала ужасное утомленіе. Катерина Николаевна стала навѣщать ее, разсказывать ей про результаты своей дѣятельности, и очень скоро вступила съ нею въ дружественныя отношенія. Онѣ часто говорили о Борщовѣ, и тонъ Катерины Николаевны заставлялъ предполагать въ ней болѣе, чѣмъ простую симпатію…

III.

Точно въ отвѣтъ на то, о чемъ думала въ эту минуту Загарина, явилась Катерина Николаевна. Она съ большимъ безпокойствомъ распросила своего новаго друга о здоровьѣ и потребовола, чтобы Загарина хоть на нѣсколько дней оставила свои занятія.

— Я или сама, — говорила она: — буду переводить за васъ, или пришлю вамъ кого-нибудь.

Катерина Николаевна казалась взволнованной, что не ускользнуло отъ Загариной. Лиза поговорила немножко съ гостьей и удалилась въ комнату, поняла, что надо оставить гостью наединѣ съ матерью.

Какъ только дѣвочка вышла. Катерина Николаевна присѣла на кушетку и тотчасъ-же прильнула совершенно по-дѣтски къ Загариной.

— Какъ я слаба! — шептала она. — Я думала, что всякая борьба для меня возможна. А я теперь такъ безпомощна…

Она не договорила и зарыдала.

— Я знаю, — отвѣтила Загарина: — я догадываюсь, что въ васъ происходитъ.

— Я себя оправдываю, — заговорила Катерина Николаевна, сдержавъ слезы: — и все-таки не могу оправдать, у меня не хватаетъ смѣлости.

Катерина Николаевна, не поднимая головы и тяжело дыша, силилась говорить спокойно.

— Поплачьте, поплачьте! — повторяла Загарина, обняла ее и прикоснулась губами къ ея темени.

— Нѣтъ! — вскричала Повалишина, энергически поднявъ голову — дольше такъ жить нельзя? Нельзя изъ-за своего личнаго чувства губить всякое разумное дѣло. Вы знаете, что я его люблю?

— Знаю, — отвѣтила кротко Загарина.

— Я себя долго мучила, называла твое чувство къ нему капризомъ, блажью, наконецъ, испорченностію, развратомъ… По нѣтъ, это не капризъ! Для меня человѣкъ, лишенный порыва, высохшій, рутинный, не можетъ имѣть обаянія…

— О комъ вы говорите?

— О мужѣ моемъ. Жить все въ тоіі-же душной средѣ я не въ силахъ. Если во мнѣ есть что-нибудь порядочное, если я годна на какое-нибудь дѣло, то только рука объ руку съ человѣкомъ, который дастъ мнѣ и вѣру въ свои силы, и способность на постоянную жертву. И вотъ теперь, въ рѣшительную минуту, я не чувствую въ себѣ смѣлости, чтобы прямо объявить моему мужу, что я больше не жена его.

— Вы хотѣли это сдѣлать?

— Я должна это сдѣлать! — вскричала Катерина Николаевна, и щеки ее зардѣлись. — Не обвинять меня нужно, а поддержать въ честномъ поступкѣ. Въ томъ свѣтѣ, которому я до сихъ поръ принадлежала, такіе поступки — большой подвигъ!

— Другъ мой — заговорила Загарина — я не стану давать вамъ совѣтовъ. Вы страдаете вы любите, вы вѣрите, что нашли человѣка, съ которымъ жизнь ваша будетъ свѣтла и полна разумнаго труда; но откуда же у васъ сознаніе собственной слабости? Выдержите-ли вы борьбу? Въ васъ много силъ и энтузіазма. Вы и меня, усталую и больную, оживили: на работу вы способны, но принесетъ-ли она тотъ плодъ, о которомъ вы мечтаете?

— Не могу, не могу я оставаться женой мертвеца!

Крикъ этотъ вылетѣлъ такъ порывисто изъ груди Ка терины Николаевны, что заставилъ вздрогнуть Загарину всѣмъ тѣломъ.

— Живите и ничего не боитесь — проговорила она, обнимая Повалишину.

Вышла пауза. Въ комнатѣ было только слышно всхлипываніе, прерываемое тяжелымъ дыханіемъ…

Въ три мѣсяца, протекшіе съ того времени, когда Борщовъ явился къ Катеринѣ Николаевнѣ, ихъ свиданія дѣлались все чаще и чаще. Сначала Борщовъ зорко слѣдилъ за самимъ собой. Онъ былъ ригористъ въ вопросахъ нравственности, и уже одинъ тотъ фактъ, что Повалишина — замужняя женщина, заставлялъ его анализировать каждое свое слово и сдерживать себя въ малѣйшихъ проявленіяхъ задушевности. Катерина Николаевна шла гораздо смѣлѣе его, и чувство, овладѣвшее ею, прорвалось совершенно неожиданно для Борщова. Онъ былъ тронутъ и пораженъ, но тутъ-же сказалъ ей рѣзко, что любить онъ можетъ только женщину, которая найдетъ въ себѣ достаточпо нравственной силы, чтобы проститься съ прежнею своею жизнью и смѣло пойти рука объ руку съ своимъ избранникомъ.

Въ принципѣ Катерина Николаевна рѣшила, что она не будетъ больше женой Александра Дмитріевича Пова-лищина, но когда настала роковая минута, у ней не хватило простоты убѣжденія, чтобы тутъ-же покончить съ своей супружеской жизнью. Борщовъ возмутился этимъ. Онъ сталъ ей горячо доказывать, что она приняла за чувство, рѣшающее ея судьбу, мимолетный взрывъ чувственности и праздной фантазіи. Но самъ онъ не могъ уже прекратить съ ней всякія сношенія. Она была ему уже слишкомъ дорога. Онъ страдалъ, видя, какъ такая прелестная женщина, полная живыхъ стремленій, находится все-таки подъ гнетомъ свѣтскаго двоедушія.