Загарина ничего не отвѣтила, но глаза ея говорили Авдотьѣ Степановнѣ, что она рада слышать отъ нея такое признаніе.
— Вы еще такъ молоды, — выговорила она послѣ небольшой паузы.
Авдотья Степановна только махнула головой.
— Въ молодости моей проку-то нѣтъ.
Загарина усмѣхнулась.
— Въ васъ очень много энергіи, — проговорила она.
— Вамъ-то я-бы хотѣла чѣмъ-нибудь услужить, — продолжала все тѣмъ-же страстнымъ шопотомъ Авдотья Степановна.
— Если вы такъ этого хотите, — отвѣтила Загарина — поговорите съ г. Борщовымъ о моемъ дѣлѣ. Вы можете ему дать полезныя указанія.
— У меня есть знакомые адвокаты. Вамъ стоитъ только приказать. Я всѣхъ ихъ на ноги поставлю! — вскричала Авдотья Степановна и, точно очнувшись, смолкла: ей опять стыдно стало слышать бойкія восклицанія, напоминавшія ей прежнюю г-жу Бѣлаго.
— Я переселюсь въ лечебницу, — продолжала Загарина.
— Въ лечебницу? — почти съ ужасомъ спросила Авдотья Степановпа.
— Мнѣ нужно вдыхать сжатый воздухъ, а дома я этого не могу имѣть; да и вообще уходъ другой. -
— А дочка ваша?
— Она погоститъ у добрыхъ знакомыхъ.
Въ это время Лиза сидѣла у себя. Ей ужасно хотѣлось знать, о чемъ говоритъ гостья съ матерью, но выдти въ ту комнату она не рѣшалась. Какое-то смутное, уже не дѣтское чувство говорило ей, что эта барыня не такая женщина, какъ всѣ другія, и что при ея разговорѣ ей неловко присутствовать. Но она еще болѣе укрѣпилась въ рѣшеніи остановить эту барыню и потребовать отъ нея, чтобы она живаго или мертваго отыскала Бенескриптова.
Она посмотрѣла на часы и сказала про себя:
«Пора мамѣ давать лекарство, а та госпожа можетъ удалиться».
Она вошла въ комнату къ больной и громко сказала:
— Мама, лекарство!
Авдотья Степановна встала и начала прощаться. Она видѣла, что Загарина была уже очень утомлена. Лизу ей ужасно хотѣлось приласкать, но она не смѣла.
— Когда вы переѣзжаете? — спросила она чуть слышно Загарину.
— Послѣ завтра, — выговорила съ грустью больная, и прибавила, обращаясь къ дочери — проводи, Лиза.
Лизѣ только этого и надо было. Она любезно улыбнулась гостьѣ и отворила ей дверь въ прихожую.
— Какая вы милая! — вдругъ вскричала Авдотья Степановна, очутившись съ Лизой въ тѣсной комнатѣ, и обняла ее.
Лиза отвѣчала ей тѣмъ-же. Голосъ этой «dame du lac» пришелся ей по вкусу.
— Васъ разлучаютъ съ мамашей, — сказала Авдотья Степановна, взглянувъ на нее съ неподдѣльнымъ участіемъ.
— Какъ разлучаютъ? — удивленно, но спокойно спросила Лиза.
— Мамаша будетъ въ лечебницѣ.
— Да; но я буду цѣлый день съ ней, только въ гимназію ходить, а ночевать у знакомыхъ.
Личико ея затуманилось, и Авдотьѣ Степановнѣ сдѣлалось вдругъ досадно на самое себя: зачѣмъ она безъ всякой нужды разбередила бѣдную дѣвочку своими глупыми разспросами.
— Послушайте, — вдругъ начала Лиза совсѣмъ другимъ тономъ, торопливо и тихо — у меня къ вамъ большая просьба. Вы здѣсь, въ Петербургѣ, навѣрно знаете много разныхъ людей.
— Знаю не мало, — отвѣтила Авдотья Степановна и не могла не усмѣхнуться отъ страннаго языка Лизы.
— Вы никогда не встрѣчали господина Бенескриптова?
— Нѣтъ, этакой фамиліи не приводилось слышать.
— Да, — продолжала Лиза — фамилія у него очень странная. Онъ изъ семинаристовъ.
— То-то, кажется.
— Онъ очень нуженъ мнѣ… намъ, — поправилась она.
— Дѣла, что-ли, какія у васъ съ нимъ?
— Нѣтъ, нѣтъ дѣлъ, но я вамъ говорю совершенно серьевно, чго необходимо его отыскать… Здоровье maman отъ этого прямо зависитъ.
Она при этомъ такъ какъ-то передернула плечиками, что Авдотья Степановна все поняла и торопливо сказала:
— Хорошо, я буду искать.
— Я и сама-бы пошла искать его, но я теперь цѣлый день около мамы. И если вы его найдете, вы мнѣ скажете, какъ вы его нашли.
По лицу Авдотьи Степановны Лиза увидала, что она не понимаетъ.
— Онъ имѣетъ… я не знаю, какъ это сказать… кажется слабость.
— Понимаю! — откликнулась Авдотья Степановна и начала краснѣть.
— Его надо упросить, чтобъ онъ, хотя на нѣсколько дней… удержался… Вы это сдѣлаете, да?
— Сдѣлаю, сдѣлаю, душечка! — вскричала Авдотья Степановна и съ жаромъ обняла Лизу.
— Лиза! — раздался чуть слышно голосъ Загариной.
— Ну, прощайте, — прошептала Лиза и выпроводила гостью въ сѣни.
Вернувшись къ матери, она взялась, ничего не говоря, за коробочку съ порошками и начала готовить ле-карство.
— Вы познакомились, кажется? — спросила ее мать.
— Она мнѣ нравится, — отвѣтила нѣсколько сурово Лиза.
Загарина что-то такое хотѣла сказать Лизѣ, но закашлялась и застонала.
Давъ матери лекарство, Лиза ушла къ себѣ въ комнату, развернула книжку, но читать не могла.
Ей припомнился жалкій видъ Бенескриптова, его отвислыя губы, красный носъ, безсвязныя рѣчи, и на сердцѣ у вей такъ и заныло, точно она его совсѣмъ похоронила; надежды на его выздоровленіе она не имѣла и говорила Борщову о леченіи отъ запоя только такъ, чтобъ чѣмъ-нибудь себя пріободрить.
Сверхъ того, она знала, что и матери ея каждый день представляется тотъ-же «ужасный» Бенескриптов, что она и во снѣ его видитъ и страдаетъ отъ этого больше, чѣмъ отъ боли въ боку и назойливаго кашля.