Дембель неизбежен! Армейские были. О службе с юмором и без прикрас

Тема буфета на переходе, у академической парикмахерской, возникла потому, что друзья сидели в кафе в сквере, за забором которого находился этот корпус с переходом. В буфете работала пышная тетка, которую звали Лена «Золотая». То ли потому, что слушатели уже тогда могли предполагать о её не безбедном существовании, то ли потому, что, взвешивая сосиски или иной продукт, она не глядела на весы, а ласково обращалась к покупателю: «Что тебе ещё, Золотой?»

С буфетом было связано много легенд. Одна из них доносила, что как-то сюда заглянул начальник академии, прославленный генерал армии, и попросил пива. Пива в продаже не оказалось.

– Почему нет пива, Леночка? – спросил начальник. – Я не часто захожу сюда и не знаю всех ваших трудностей.

– Так, вашим решением, Евдоким Егорович, генерал Викторов запретил продажу пива в стенах академии.

– Не помню я таких решений. А почему это он отдал такое распоряжение?

– Один раз он зашел сюда и увидел, что слушатели, сдвинув столы, отмечали чей-то день рождения.

– Так что тут крамольного? Им что, по грязным «гадюшникам» кружки обсасывать? Нет, нет, Леночка, пиво должно быть! Офицеры норму знают. Уж пусть здесь отдыхают, а не где-то…

А ещё на последней (и перед седьмым ноября, и в его жизни – он умер весной 1981 года) парадной тренировке после того, как слушатели хорошо прошли, и генерал Мальцев остался доволен, им был объявлен выходной для участников парада. Сопровождающие его служки засуетились, спеша донести, что у слушателей сейчас должны быть занятия по расписанию. На что начальник отрезал:

– У меня есть учебный отдел. Пусть думают!

Мудрый был генерал! Говорили, что он был дружен с самим Леонидом Ильичом Брежневым. Вместе воевали на Северном Кавказе и заканчивали войну, освобождая Европу.

Но бывало, что кто-то норму превышал накануне вечером, а наутро торопился к Золотой поправить здоровье. Присутствующие за столом знали одного преподавателя кафедры ПВО, который частенько ходил если не подшофе, то под воздействием вчерашнего застолья. Так вот, он однажды утром стремительно ворвался в буфет, обошел очередь и, извинившись перед всеми стоящими в очереди, попросил у «Золотой» пивка. Отступив на шаг от прилавка, он жадно глотал освежающий напиток. Из конца очереди к нему подошел моряк с кафедры культуры и искусства, капитан 1-го ранга. В полголоса, скривив рот, он, эстет, пытался объяснить «пэвэошнику», что некрасиво пить утром пиво на глазах у слушателей. На секунду оторвавшись от бутылки, страждущий полковник громко послал моряка не литературным языком в конец очереди, и тот под насмешливыми и смущенными взглядами присутствующих встал на указанное место.

Ветераны оживились, когда речь зашла о преферансе. Оказывается, никого из них не минула эта благородная или пагубная страсть. Выяснилось, что играли всегда: на занятиях (во время лекций использовался свободный класс, где могли собираться одна-две компании), на самоподготовке, в летних лагерях и после занятий. Играли на деньги от получки до получки. Так, что у каждого была возможность за месяц взлететь и опуститься. Правила были демократичными, не кабальными и каждый желающий играть мог определять свою линию поведения вполне самостоятельно. Проигрыши были небольшие. Хотя случались и залёты на полполучки. Среди друзей Вальки этим страдал Женька Зайцев. Грамотный, знающий все нюансы игры, с каллиграфическим почерком и взрывным характером, он часто не доносил деньги до дома. Друзья, шутя, интересовались, как он умудряется кормить своих «зайчат» (а их у него было трое). На что Женька бурно реагировал – не ваше, мол, дело – и требовал очередной раздачи колоды.

Так группа ветеранов вспоминала напряженные и одновременно веселые годы учебы. Поднимались тосты за учителей, за ушедших товарищей, за здоровье присутствовавших. Каждому встреча представлялась содержательной, и посещение торжественного мероприятия уже не казалось таким уж бесполезным.

К станции метро Валентин шел в паре с Геной, бывшим в парадной коробке знаменосцем. Одно время он занимал генеральскую должность, но политические метаморфозы, произошедшие в стране, перечеркнули все его жизненные планы. Гена пожаловался на сына с невесткой, что не находят с ним общего языка, не хотят его понять и всё требуют чего-то от него, не благодарят за уже полученное. От былой стати знаменосца осталось не много лоска, а после откровений он выглядел каким-то потерянным. Валентину захотелось обнять и пожалеть Геннадия, сказать что-то в утешение. Но знаменосец сам потянулся к Валентину, как к близкому родственнику, как к той соломинке, которая может его спасти, и жарко поцеловал в губы.

Не успев смутиться, они расстались. И всю дорогу Валентин потирал губы и думал о Геннадии-знаменосце, который уже не знаменосец и которому надо чем-то помочь, но чем помочь, он не знал.

Краново́й