Читаем Дембельский аккорд 1 полностью

По возвращению смены в караульное помещение выяснилось, что за время моего отсутствия это человекообразное существо стало постепенно превращаться обратно… То есть во всё того же военного водителя, но уже с заметно меньшей концентрацией алкоголя в организме, в крови и в дыхании. Проявились даже признаки внятной и членораздельной речи… И первыми словами воскресшего Гомо Сапиенса оказалось обращение в Организацию Объединённых Наций с просьбой защитить права как человека в общем, так и одного российского военного водителя в частности… Почему-то оно было адресовано мне…[22]

— А почему меня здесь держат? Насильно… И незаконно… Это нарушение… Моих прав…

Хоть он и оказался очень грамотным, но всё же положения Женевской Конвенции «О военнопленных» в данном случае применить не получалось… Ведь мы же свои… Так сказать…

Но я не стал выражаться высокопарным слогом, а ответил вполне обыденно и приземлённо:

— Если б мы тебя здесь не держали, то ты просто бы упал… И замёрз где-нибудь…

Мой «оппонент» медленно осознал смысл сказанного мной и со второй попытки всё-таки оторвался от левого дверного откоса…

— Видите?! Я же… Стою… — выдавил он, пошатываясь во всех направлениях.

Не успел я что-либо произнести, как его понесло уже к правому откосу, который впрочем выдержал напор могучего плеча. Мы с разводящим и караульным не удержались от дружного смеха. Самопроизвольно подгибающиеся колени водителя лишь добавили ещё бОльшую «изюминку» в общую картину…

— Чо вы… смеётесь? — недовольно пробурчал он.

Военного водителя продолжало штормить и я приказал вывести пьяного наружу под охрану часового…

— Смотри, чтобы он стоял тут и никуда не уходил. — предупредил я своего бойца. — если что, зови нас…

Я продолжил писать письмо и почти его закончил, когда в дверь снаружи поскреблись.

Это опять был он. Доблестный представитель роты материального обеспечения… Но в ещё лучшем состоянии. Пребывание на свежем и главное морозном воздухе явно пошло ему на пользу. Молодая и пока ещё здоровая печень в столь холодных условиях очень быстро переработала бОльшую часть алкоголя и сейчас данный организм чувствовал себя уже очень даже бодро.

— Ну, что? Змерз, Маугли? — полюбопытствовал я. — Или нет?

Как мне сейчас показалось… Мой слегка насмешливый тон явно не пришёлся по душе столь благородному индивидууму.

— Да мне без разницы… Где стоять… — пренебрежительно отозвался этот почти военнослужащий. — Хоть там… Хоть здесь.

Я подошёл к нему и, взявшись за вторую сверху пуговицу водительского бушлата, легонько помотал «туловище» влево да вправо. Он конечно попытался сопротивляться движениям моей руки, чтобы устоять, но безрезультатно… Его «могучее» тело послушно перемещалось то к левому откосу двери, то к правому… Ну, точь в точь телок-несмышлёныш…

Такое мотание из стороны в сторону естественно не понравилось представителю роты матобеспечения. Он даже попробовал мне угрожать…

— Не распускайте свои руки! — громко проворчал он с очень уж нехорошими интонациями.

Я усмехнулся и ещё пару раз покачал его туда-сюда. Настоящий командир ведь никогда не должен идти на поводу у солдат… Даже пьяных…

— И ты думаешь, что я так распускаю свои руки? Да? — тоже недобро ухмыльнулся я.

Военный водитель, даже не раздумывая, решил сменить тему разговора, чтобы перейти от силового фактора к другому…

— А я не понимаю вашего русского языка! — нагло усмехаясь, произнёс он.

Не знаю… Может ему не понравилось моё произношение, а может он вообще имел претензии к нашему великому и … (ах да! Могучим может быть только он!) Как бы то ни было, но опухшему водителю с фамилией Грицюк следовало дать быстрый и достойный отпор. И я не медлил…

— Та шо ты кажешь? Мабуть на ридной мове… побалакаем? — и после этих слов мои руки даже развелись в радостном изумлении, как при встрече истосковавшихся земляков на чужбине. — Ну, шо?

При этом я лишь доли секунды колебался, выбирая из слов «погутарим» и «побалакаем» самое подходящее. Насколько я понимал, первый вариант был ближе к казакам нашим и ихним восточным украинцам. А по своей фамилии Грицюк он относился кажется к Западенщине…

И всё же я не был «щирым вукраинцем». А моё краткое референтно-переводчицкое замешательство военный водитель принял за слабое знание столь увлекательного предмета «Ридна мова»… То бишь украинский вариант нашей «Родной речи».

— Не издевайтесь над украинским языком! — пренебрежительно высказался Грицюк.

Судя по всему этот пьяненький военный шОфер хотел было добавить что-то ещё… Однако же предпочёл смолчать.

Но я и дальше не подкачал своих однокашников по воздушно-десантному училищу:

— А шо так? Деж ридна вукраинска мова? Шож ты як москаль брешешь?

Он молчал с целую минуту… Может обдумывал ответ, а может не знал что и сказать… Так и не дождавшись от него любого слова, я перешел на наш родной военный лексикон…

— Шагом марш за дверь! Часовой! — скомандовал я сперва водителю, а затем и заглянувшему на зов подчинённому. — Не дай Бог, если этот байстрюк отойдёт от двери! Понял?

— Так точно! — ответил мне мой же дембель, уже имевший два «крестика».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза