Читаем Дембельский аккорд 1 полностью

Ещё днём я заранее сходил на продсклад, где и попросил своего старого знакомого прапорщика Лёню предоставить мне для дальнейшего уничтожения на военно-торжественном вечере пару буханок хлеба, несколько килограмм картофеля, три-четыре банки мясных консервов и небольшой кусочек военного комбижира под названием «прощай, желудок». Хозяин продсклада вошёл в моё положение и предоставил мне всё необходимое, причём с некоторым излишком. Он снабдил меня на одну тушёнку больше и выдал мне дополнительно гуманитарные соленья. К моему огорчению, прапорщик Лёня после своего бесхитростно проявленного великодушия вежливо отказался от приглашения присутствовать на банкете, сославшись на какие-то неотложные дела. Мы ещё поболтали минут с пять, пока дневальный укладывал провиант в вещевой мешок, после чего я попрощался с Леонидом и уже в роте позвал к себе бывшего жителя Ферганской долины, который не отказал мне в просьбе чуточку подсобить в столь ответственном мероприятии.

А теперь моё появление в палатке группы оказалось как нельзя кстати. На жарко пылающей буржуйке находился небольшой ничем не накрытый стальной противень, в котором подвергалась мучениям картошка. Её нижние слои уже начали подгорать, тогда как верхние картофельные кружки продолжали оставаться в своём первозданном, почти сыром виде.

— Антонов! — крикнул я в глубину палатки, воткнул ложку обратно и дождался прибытия бойца. — Слушай, ты мне лучше прямо скажи… если не хочешь заниматься картошкой, то я и сам смогу довести её до нужной кондиции… Мне это не трудно… А ты иди и играй в свои карты дальше…

— Да нет, товарищ старший лейтенант, я только на минуту отошёл. — ответил солдат. — Я её дожарю…

В голосе и поведении Антонова чувствовалась какая-то неестественность и скованность. В присутствии остальных дембелей он сейчас выглядел в роли молодого, которого припахал старший по званию. Понимая это, я всё же постарался уладить натянутую ситуацию.

— Семён! — громко сказал я и опять начал скоблить ложкой по дну железной посудины, отдирая подгоревшие картофельные кружки. — Я считаю тебя самым толковым разведчиком первой группы и именно поэтому попросил тебя помочь мне приготовить закуску для командиров. Сегодня вечером я проставляюсь и не могу разрываться на два фронта: здесь жарить картошку, а там накрывать стол. Понимаешь? Ты только не думай, что я запряг тебя как зелёного душару… Такое важное поручение можно доверить только самому надёжному подчинённому, тем более земляку. Усёк?

На мой взгляд скрытый конфликт был окончательно урегулирован. Внештатный повар подтвердил, что проблем нет и блюдо он доведёт до нужного, То есть вполне съедобного состояния: будет постоянно переворачивать картофельные пласты, а через десять минут добавит пять банок тушёнки.

— Отлично! — сказал я и посмотрел на часы. — Минут через тридцать — тридцать пять поднесешь картошку в командирскую палатку третьей роты, хорошо? Буду ждать тебя там.

Я забежал в наш вагончик, чтобы достать из сумки привезённую с собой водку и быстрым шагом пошёл к месту сбора. Там пока что находился лишь майор Пуданов, который увлечённо смотрел телевизор. Времени у меня было достаточно и я один успел нарезать хлеба, нашинковать лука, расставить посуду и вскрыть трёхлитровые баллоны с бледнозелёными помидорами да огурцами. Перед самым приходом гостей прибыло и основное горячее блюдо.

К моему большому огорчению рядовой Антонов возложенных на него надежд не оправдал: картошка оказалась подгорелой и местами сыроватой, тушёнка «ужарилась» до неприлично малой концентрации и было ясно, что для наших командирских нужд в ход пошли далеко не все пять банок. Чертыхаясь и ворча в пол-голоса, я принялся быстро перемешивать содержимое противня прямо на крышке раскалённой печки, после чего накрыл его чистым алюминиевым подносом, чтобы самое распространённое в армии жаркое не остыло, а действительно дошло до полной готовности.

Но уже собравшиеся командиры ещё сходу решили «для сугрева и с морозца» дерябнуть по пятьдесят грамм огненной жидкости да под соления от благотворительных спонсоров… По этому на мои временные неудачи, как на серьёзные обстоятельства, никто внимания почти не обращал, чему я был только рад, так как за эти несколько минут картошка с тушёнкой становились всё более съедобными…

Наконец-то все расселись за небольшим столиком и по праву старого ветерана капитан Лимонов поднял первый тост.

— Ну, я предлагаю выпить за уже второе появление или возвращение в наш батальон старого-нового командира первой группы первой роты… Чтобы у тебя всё было нормально! И по службе в батальоне, и на боевых выходах!..

Покраснев от такого внимания к своей застенчивой персоне, я пробормотал «Спасибо» и чокнулся со всеми командирами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги