– Я сам сделаю верный выбор.
– Я знаю это, я верю в это. Важно, какой выбор ты сделаешь. Ты чувствуешь ответственность, Володя? От этого решения зависит все. Это решение принять сложнее, чем ответить на бездарный по сути своей вопрос, в чем смысл этой жизни.
– Ты прав. Я сделаю выбор. Ты знаешь, какой. – Володя был серьезен, его глаза выражали чрезвычайную сосредоточенность.
Александр изменился в лице, он не ожидал такого, он верил.
– Почему, Володя? Что ты делаешь?! Зачем именно так ты все решаешь? Зачем? Неужели есть какая-то идея, или тебе просто страшно проиграть?! Так в чем же идея? Это свобода?! Правда? Может, счастье?! Или ты борешься за равенство? Иллюзии, Володя, все неправда, тлен! Попытки лишь! Все это, столь же искусственно! Володя! Ты не можешь победить. Есть ли смысл в борьбе?! Почему, Володя, брат, почему?
– Я…. – Твердо, но тихо ответил брат.
– Что?!
– Я выбрал так. – Володя сказал почти шепотом.
– Это мир, где нет правды, нет правды! – Вскричал Александр.
– Ты прав, Александр. Но у меня есть выбор и я его сделал.
– Будь по-твоему… – Александр сказал это удивительно смиренно и тихо.
Он повернулся и неслышно ушел. Владимир как будто не заметил, как он удалялся…
– Herr Iljin, Herr Iljin, entschuldigen Sie mich bitte, ich bin gezwungen, Sie zu wecken. Ist mit Ihnen alles in Ordnung?17
– Что?… Что? Как… а, Ja, ja, in Ordnung. Alles ist in Ordnung.18
– Wir werden geschlossen, ich sehe, wie müde Sie sind, aber es ist schon Zeit…19
– Ja, sicher. Ich muss weg, ich muss, ich muss ein bisschen bummeln.20
Владимир встал, быстро взял вещи в гардеробе и ушел навстречу Цюрихскому закату.
Горизонты
Будущее – туманный горизонт
– На 17—й… Под упреждением полсекунды… Пли! – прозвучал суровой голос, выработанный у артиллериста за годы службы, и снаряд с приданной огневой мощью пролетел в направление вражеских диспозиций.
– Бух! – разнес он какую-то сельскохозяйственную постройку…
– Заряд на 24—ую… без упреждения… дробью… Пли! – произнес тот же голос, и смертельный дождь понесся сеять смерть.
– Бу-Бух! – где-то совсем рядом взорвалась австрийская граната.
Легким, но так не выносимым аккомпанементом вступили музыканты с винтовками – второй взвод вступил в огневую схватку в метрах 800 отсюда.
– Фью.. Фью.. – уже совсем над ухом Зеркалова проносились пули.
– Это еще хорошо у них чего-то пулеметы молчат. Видать перебросили, мы не то для них… – заметил ассистент и почему-то усмехнулся.
– Зажим! – приказал Зеркалов, игнорируя последнюю реплику ассистента. Ассистент Котоев достал из зеленой сумки с красным крестом зажим и вложил в протянутую руку врача.
– Убирай кровь, пока я буду зашивать. У офицера венозный катарсис. Работать надо быстро, если хотим, чтобы он не умер. Возможен сепсис, кликни сестру, прикажи камфорный аякс…
– Это.., Вадим Михалыч, мож до обоза? Тут перестрелка, а мы тут с вами катарсис лечить будем…
– Выполнять, Котоев.
– Есть, – с неохотой ответил ассистент и, позвав сестру, принялся убирать кровь.
Пока шла эта незамысловатая операция бойцы второго взвода, теснимые силами противника, отступали, все ближе приближая силы врага к сестре, Котоеву и Зеркалову. Кавалерийская атака с фланга, предпринятая Ротмистром Есауловым провалилась, захлебнувшись во встречной контратаке немецкой пехоты, во много раз превышающей численность русской кавалерии. Еще держался правый фланг, обеспеченный поддержкой артиллерии, почти всей переведенной в режим ближнего боя. Это не давало вражеским войскам прорвать полосу первой заставы и ворваться к штабу, который уже давно был эвакуирован, но об этом знало только высшее командование участка и несколько фельдфебелей по особым поручениям…