Теория демографического перехода не смогла объяснить и тенденции смертности в восточной части Европы. В эту теорию явно не вписывались различия динамики продолжительности жизни в двух частях мира «реального социализма» – европейской, где она стабилизировалась или сокращалась, и неевропейской (Вьетнам, Китай, Куба), где она росла. После распада СССР и начала рыночных реформ на основе теории демографического перехода оказалось невозможным объяснить, почему продолжительность жизни снижалась в России и росла во многих развивающихся странах, явно менее модернизированных, если судить по таким критериям, как величина среднедушевого ВВП, уровни образования населения, индустриализации, секуляризации и эмансипации женщин, чем Россия.
Ни теория демографического перехода, ни теория второго демографического перехода не дают ответа на вопрос о причинах, по которым в 1980-е годы траектории рождаемости в странах Северной и Западной Европы, Южной Европы и США резко разошлись. Масштаб данного явления далеко не так мал, как его часто хотят представить. В начале XXI в. уровень рождаемости в США практически обеспечивал простое замещение поколений, тогда как в Северной и Западной Европе обеспечивал его лишь на 75–80 %, а в Италии и Испании – только на 55–60 %. Перспективы сохранения неизменной численности населения и его сокращения вдвое – это, согласимся, принципиально различные варианты демографического будущего. Ни одна из теорий перехода не может объяснить и причин, по которым рождаемость во Франции на протяжении всего периода после окончания Второй мировой войны устойчиво превышает рождаемость в Германии.
Теория демографического перехода заимствовала из социальной антропологии прошлого
Вряд ли можно согласиться и с утверждением А. Г. Вишневского о том, что динамика рождаемости в Италии и Испании в последние десятилетия не противоречит теории демографического перехода. По мнению Вишневского, сверхнизкая рождаемость в этих странах объясняется тем, что это «страны второго, в лучшем случае, «полуторного» эшелона модернизации.[374]
Однако «по теории» рождаемость в странах «запаздывающей модернизации» должна быть выше (как, например, это имеет место в сегодняшней Ирландии), а не ниже, чем в странах «первого эшелона».Когда с началом рыночных реформ во всех европейских странах с переходной экономикой резко снизилась рождаемость, классическая теория демографического перехода снова оказалась «выше» объяснения подобных «мелочей». Более продуктивной – прежде всего применительно к странам Центральной и Восточной Европы – стала теория второго демографического перехода. При этом, как и положено «региональной» теории, ее объяснительная сила ослабевала по мере культурно-географического удаления от региона, для объяснения событий в котором она была первоначально предназначена, – Северной и Западной Европы.
В «третьем» мире теория демографического перехода оказалась более эффективным инструментом описания, объяснения и прогнозирования событий. Но и здесь она часто оказывалась бессильной. На ее основе не удалось, в частности, предвидеть и объяснить снижение продолжительности жизни в Африке южнее Сахары в результате эпидемии СПИДа. По прогнозам международных организаций, опубликованным в 1995 г., ожидаемая на 2025 г. численность населения стран Южной Африки оценивалась величиной 83 млн человек. В 2003 г. эта оценка была снижена вдвое – до 41 млн человек, а в 2005 г. повышена до 54 млн человек.[375]
Что касается величины ошибки в определении продолжительности жизни, то она из-за эпидемии СПИДа в ряде стран и вовсе вышла за все допустимые пределы, превысив 10, а иногда и 15 лет. Причина ошибки элементарно проста: вместо того чтобы, как положено «по теории», двигаться вверх, траектория продолжительности жизни резко устремилась вниз.