Демократия и тоталитаризм

Конечно, явление дезинтеграции власти и народа не специфически русское, династии немецкого, французского, голландского происхождения, представители «голубокровного» интернационала, занимали попеременно все троны в Европе, но Россия превзошла всех. Александр I, рассматривавший страну как свою вотчину, заявлял, что победу в 1812 году принесли иностранцы. Либерал для Запада, он был деспотом своего народа, аракчеевщина уводила Россию всё дальше от Европы. А его преемник, говоривший: «Русские офицеры служат государству, немецкие — нам!», беспощадно расправился с декабристами, которые на Сенатской площади оказались не в силах поднять руку на священную особу и едва заявили об ограничении самодержавия. Но абсолютная власть не только развращает абсолютно — она рождает ожесточение. Александра II уже не спас ни жандармский корпус, ни показательные казни. (В XIX веке ещё находились способные жертвовать собой, презирающие своё происхождение: Софья Перовская, повешенная как цареубийца, была дочерью петербургского губернатора. Можно ли представить в роли «бомбистки» дочь первого мэра Санкт-Петербурга?) А ведь народовольцы требовали лишь созвать парламент и принять конституцию, то, что для Европы было уже вчерашним днём. Но власть упорно отказывалась от диалога. И как следствие — убийство не только Николая II, но и его детей. А после семидесяти лет власть вернулась к привычной для себя форме правления, когда элите важнее другая элита, чем собственный народ. И полиция борется уже не с диссидентами, а с остатками национализма и недовольными глобализацией, как, эвфемизмом, нарекли американскую гегемонию. С приходом транснациональных компаний произошло возрождение «голубокровного» интернационала на новой, финансовой основе, ибо у денег нет родины, кроме банка. Власть отождествляется с господством, властью ради властвования, которое всегда было главной задачей государственной машины. Приведу известную, но забытую цитату, которая стала — увы! — снова актуальной: «Бюрократия есть мнимое государство наряду с реальным. Дух бюрократии есть тайна, обеспеченная её иерархической организацией, её замкнутым, корпоративным характером. Открытый дух государства, а также государственное мышление, абсолютно ей чуждое, представляется предательством по отношению к её тайне. Боготворение авторитета есть её образ мыслей…» (К. Маркс).

Бюрократия Николая I породила «лишних» людей, партноменклатура позднего СССР сделала лишним всё население. Образуя государство в государстве, номенклатура, скинув социалистические оковы, принесла страну в жертву своим интересам. Центробежные силы, которые привели к распаду СССР, были ни чем иным, как стремлением элит к обособлению и господству. В результате на место развитого социализма, при котором создавались наукограды, пришёл «капиталистический феодализм», когда с президентской трибуны заявляют, что даже «государственно-монополистический капитализм в третьем тысячелетии неэффективен». Сняв с себя ответственность, освободившись от необходимости делиться, власть популяризует лозунг: «Не тебе государство, а ты — ему!» и призывает рассматривать общество как арифметическую сумму конкурентов.

Как в этих условиях можно строить гражданское общество, остаётся загадкой.

Космополитическая Москва стала финансовым центром, анклавом на территории России, в ней проживает семьдесят пять миллиардеров (больше только в Нью-Йорке, что внедряется в массовое сознание как предмет гордости!). При этом страна уверенно занимает ведущие места по числу самоубийств, беспризорных, наркоманов. Только три процента её населения имеют среднеевропейский достаток, шестьдесят процентов, так или иначе, живут за чертой бедности. А телевидение, демонстрируя «красивую» жизнь, помогает забыть, что народ и власть — по разные стороны экрана. Всю эту нелепую конструкцию, пизанскую башню российской экономики, спасают пока лишь баснословные цены на нефть. Поэтому смешно говорить о «бегстве капиталов» и «утечке мозгов» — из колоний (а что такое сырьевой придаток Запада как не его колония?) лучшее всегда стремится в метрополию.

Надутое газовой трубой российское чиновничество готово лопнуть, откровенно кастовое сообщество, присвоившее себе имя государства, оно, как и предшествующие ему бюрократии, нашло опору в православном: «Нет власти не от Бога!». Отсюда, в частности, внешний расцвет Православия в России, грандиозное храмовое строительство, которое осуществляется, очевидно, не на пожертвования верующих, и за которым просматривается идеологическая программа. Средства поступают на счета церкви в обмен на молчаливую поддержку её иерархов, словно забывших, что «всякое царство, разделившееся в себе, опустеет, и дом, разделившийся сам, падёт…»