Демократия и тоталитаризм

Вторым китом российской управленческой конструкции выступает Православие, воскресшее сегодня, как Христос. Церковь, с её вечным «Любая власть — от Бога!», претендует остаться единственной духовной опорой государству, неистово истребляя другие. Средневековый реликт, ассоциирующийся с «тёмными» столетиями, приватизирует сегодня не только религиозное сознание, но и всякое духовное начало. На архиерейском Соборе центральным вопросом было введение Закона Божьего, не ограничиваясь воскресными школами, в учебных заведениях — практика, давно отменённая в цивилизованном мире. В светской стране, где церковь отделена от государства, православные батюшки вновь собираются прибирать к рукам души детей — методы, против которых выступали ещё Вольтер и Шопенгауэр! Чтобы окончательно вытравить здоровое начало, прививая шизофрению, на уроках физики будут рассказывать о Большом Взрыве, а уроке богословия — о семи днях Сотворения! А едва заикнувшийся о недопустимости лобызания с антинародной властью епископ Чукотский был на том же Соборе лишён сана. И с этой внутренней грызнёй, с исключением из рядов всякого, кто осмелиться выступить против линии патриарха, служители культа надеются оставаться авторитетом в глазах нации? Виноваты ли в агрессивной политике нынешние иерархи или их толкает присущий нашей религии воинственный прозелитизм? «Земная церковь — воинствующая! — всё громче заявляют клерикалы. — Вне церкви нет спасения!» Но как бы не пришлось, как в гражданскую войну, списывать массовые разрушения храмов и сбрасывание колоколов на жидомасонский заговор. Церковные пастыри за полтора десятилетия добились того, чего не смогла сделать советская антиклерикальная пропаганда за семьдесят лет. В восьмидесятых годах гонимое Православие пользовалось скрытой симпатией среди атеистического населения СССР, оно воспринималось как антитеза действующему режиму, как единственное духовное пристанище, и многие интеллигенты обращались в веру, становясь горячими её ревнителями. Бескорыстные романтики, искренние энтузиасты, они напоминали первых коммунистов, мучеников за идею, закрывавших амбразуру, голыми ногами месивших бетон, говоривших перед боем: «Считайте коммунистом!» А массовое пополнение монашества вдруг «прозревшими» батьками, девятый вал которых смёл идеалистов, готовый опрокинуть духовную лодку Православия, сродни карьеристской партноменклатуре, рассматривавшей членский билет как путёвку в сытую жизнь. Сегодня деятели РПЦ на саммите в Чехии, стране, размещающей ПРО, призывают осудить коммунизм наряду с фашизмом, предав память отцов и дедов. Церковники сводят счёты? Но они забыли, как Алексий I, Патриарх Московский и всея Руси, произнёс на смерть Сталина проникновенную речь, в которой обещал денно и нощно молиться за дорогого, всеведующего вождя, сделавшего так много для русской Церкви. Где гарантия, что в надежде на общественную амнезию церковники не отрекутся от нынешнего режима ради нового хозяина? Так остаются безгрешными. Но только в собственных глазах. Фарисейское лицемерие во все века вызывает раздражение, которое трудно списать на происки зла и «невидимую» брань, которую ведёт церковь. Вывеска может быть любой — важна начинка. На словах, держа курс на примирение, осуществляя стратегию общественной консолидации, церковные лидеры, проявляя странную нетерпимость, на деле решают узкокелейные тактические задачи, руководствуясь принципом: «После нас — хоть потоп!» А в самом деле — чем их мораль отличается от обывательской с её главной заповедью: «Обмани ближнего своего!»? Вместо приютов в бездомной стране возводят роскошные храмы, вместо смирения и покаяния, к которому призывают с амвонов, демонстрируют ненависть и осуждение, найдя врага не в коррупции, бедности, беспризорности и тотальной бездуховности общества ширпотреба, а в призраке коммунизма! Всё тонет в гомоне современной рекламы, и Церковь возвышает голос! Её призывы к дегероизации декабристов и народовольцев говорят о запоздалой реставрации монархического способа мышления — превратившись из сверхдержавы в страну третьего мира, Россия не случайно переживает рецидив Средневековья. В постхристианском мире религия возрождается в уродливых формах обрядового мракобесия, и теперь, предлагая искоренить советскую символику, переименовать улицы, названные в честь героев-коммунистов, церковники, верно, метят увековечить собственные имена. К примеру, московский метрополитен Ленина можно заменить на подземку Алексия II, а площадь Революции — на станцию великомученика Николая, прозванного при жизни «Кровавым».