Непродуманность действий силовиков объяснялась тем, что если раньше риторика власти основывалась на эксплуатации мифа о народном восстании как источнике легитимности, то теперь сам политикум столкнулся с восстанием, которое требовалось подавить. Это был уже не антимайдан, для разгона которого требовалось проведение полицейской операции со слезоточивым газом и водомётами, но ещё и не гражданская война, которую требуется подавить, введя в оккупированный или захваченный город кадровые части регулярных войск. И Донецк, и Луганск на момент начала перестрелок не обрели повстанческой политической субъектности – повстанцы укрепились только в отдельных объектах инфраструктуры города и на установление легитимности не претендовали, своих порядков не устанавливали.
Подобное промежуточное положение, с одной стороны, позволило украинской власти объявить самопровозглашённые Донецкую и Луганскую народные республики террористическими организациями, поскольку террористические организации действуют на территориях, на которых легитимностью не обладают. Но с другой стороны, когда было объявлено проведение антитеррористической операции и ВСУ стали бомбить позиции «террористов» в городах, под огнем оказались жилые районы и объекты социальной инфраструктуры, которые не были оставлены местным населением. Это означало, что жители населённых пунктов бывших Донецкой и Луганской областей Украины не выражают решительной неприязни повстанцам, то есть повстанцы имеют легитимность, а значит, страна оказалась близка к гражданской войне.
После объявления ДНР и ЛНР террористами политикум провозгласил проведение АТО. АТО стала рубежным моментом Украинской революции, поскольку часть территории Украины контролировалось повстанцами, теперь к собственно революции добавилась и Гражданская война. Резюмируя, следует уточнить, что легитимность народных республик выражалась в том, что местное население не оказало активного или пассивного сопротивления повстанцам, инфраструктура городов продолжала функционировать в прежнем режиме, а муниципальные и региональные власти соблюдали нейтралитет. Антитеррористическая операция представляла собой полноценную Гражданскую войну.
Проведение АТО стало рубежным и в институциональном плане – если после Евромайдана радикалы оказались в состоянии конфронтации с более умеренными элементами в новой власти, то в рамках АТО они снова оказались интегрированы, умеренные и радикалы вновь объединились в условный украинский лагерь против лагеря «Русской весны». Продолжение революции, которого добивались радикалы, утратило актуальность: украинский лагерь объединился именно под лозунгами АТО.
В отличие от «сепаратистов», которые только формировали полустихийные структуры и собирали народные армии из местного населения и иностранных (в основном, из России) добровольцев, киевский режим быстро провёл мобилизационные мероприятия. Мобилизация позволила легко направить фрустрацию радикалов на «москалей-империалистов» в виде создания национальной гвардии – добровольческих иррегулярных формирований. Мобилизация стала очередным этапом формирования снежного кома самоподкрепляющегося популизма политикума: чем выше уровень демагогии, тем выше поддержка масс перед лицом внешнего врага, вопросы внутреннего устройства государства так и остались на втором плане. При этом указанная фрустрация как радикалов, так и масс, ни в коем случае не снималась, лишь менялся провозглашаемый источник неприятностей, политикум перекладывал вину за нерешённые проблемы на Российскую Федерацию и террористов. При этом модуль социальной напряжённости продолжал нарастать. Гражданскую войну по эскалации социальной ненависти уместно сравнить с ямой – чем больше у неё брать, тем глубже она становится.
Гражданская война вызвала консолидацию украинского лагеря. Экзистенциальный запал радикалов, которые так и не сформировали политического представительства, был канализирован: радикалы либо шли служить в право-радикальные добровольческие батальоны Нацгвардии, либо преследовали алкогольных[209]
и наркотических[210] спекулянтов местного уровня, либо проводили «мусорную люстрацию»[211] и избиения неугодных политиков.[212] Высшей формой «сублимации» стал митинг под стенами Верховной Рады против преступной халатности военного руководства страны, однако на этот раз за радикалами политической субъектности, какая была на Евромайдане, не было. Что же касается лагеря «русской весны», то с течением времени он значительно интегрировался в сторону формирования единой Новороссии и поднялся в военно-техническом плане.Глава 5. Голосование под артобстрелом