Демократия (сборник)

— Я ведь не просто юноша, но и ваш кузен, вы не забыли? — Клей довольно мило напомнил о связывающем их генеалогическом древе, что всегда доставляло удовольствие Кархарту, который ничего так не желал, как заманить Клея в кабинет и показать ему это «древо»; миссис Кархарт называла его, правда, «лесом опасных связей». Дело в том, что каждая знатная или знаменитая личность могла обнаружить среди своих бесчисленных ветвей тысячи воров и убийц, евреев и мусульман, расцветших пышным цветом в дальних ответвлениях династии, которая, если проследить ее достаточно далеко, включит в себя неизбежно весь род человеческий, и мистер Кархарт, свихнувшийся на родословных, превратится ненароком в святого, для которого все люди, без сомнения, окажутся родственниками.

— Не мучай мистера Овербэри, дорогой. Он пришел поговорить с Бэрденом, не с нами.

Клей держался скромно.

— Это ужасно грубо с моей стороны, ворваться к вам без приглашения.

— Наш кузен Клей… или, вернее, мой кузен Клей… всегда желанный гость в этом доме. — Кархарт любовно посматривал на Клея, как будто тот уже повис на одной из веток и уже обведен рамкой наподобие мандалы[94]. Миллисент, умело маневрируя, подвела мужа к двери.

— Дайте знать, когда нам можно будет прийти.

Плечо у Бэрдена болело. Он нашел наконец положение, в котором боль несколько утихла. Клей продолжал стоять под портретом президента и казался необычно внушительным, уверенным в себе, и Бэрден, вспомнив себя таким же молодым, подумал, что бы произошло, если бы они встретились молодыми. Кто кого одолел бы?

— Вы, наверное, слышали, что я сказал на пресс-конференции?

Бэрден кивнул. Пока он предпочитал слушать.

— Кстати, вопрос задал Питер Сэнфорд.

Бэрден снова кивнул; его вдруг позабавила мысль о жестокой схватке между сыном и зятем, полем битвы для которой служил Блэз. Трудно сказать, кто из этих двоих победит. Клей, конечно, уже держит Блэза в руках, но ведь Питер не считает это потерей. Нахмурившись, Клей с задумчивым видом уселся на стул и принялся одной рукой поигрывать с тиковой рукояткой чайника. Он начал пространно объяснять свое заявление, не объяснив ничего.

— Видите ли, я действительно думал, что вы, учитывая ваше здоровье, не захотите баллотироваться, — закончил он.

Бэрден выпрямился. Боль пронзила плечо, но он стоически превозмог ее. Он не был ни больным, ни старым.

— Мое здоровье? — воскликнул он так, словно был искренне изумлен. — Но я абсолютно здоров.

— А этот удар, который случился с вами тогда у миссис Блок?

Отлично разыграно, холодно подумал Бэрден: «у миссис Блок», Он это запомнит.

— Я потерял сознание. Но пришел в себя. Я здоров.

— Конечно, вы здоровы. Для ваших лет вы удивительно…

— Мне пока не сто лет! — зарычал Бэрден, и Клей, словно обжегшись, отпустил ручку чайника. — Я вполне в состоянии прослужить еще один срок в сенате Соединенных Штатов, и, как ты знаешь, я намерен это сделать.

— Честно говоря, я этого не знал. — Клей посмотрел на него невинными глазами. — Ну что ж, будем считать, что меня неправильно информировали.

— Тебя неправильно информировали. Я собирался в четверг объявить о выдвижении своей кандидатуры, но после твоего… поразительного заявления я сделаю это завтра, слишком поздно для воскресных газет, конечно, но… — Он улыбнулся, словно намекая, что переизбирающийся сенатор может обойтись и без этого.

— И тогда все, я полагаю, будет представлять лишь академический интерес. Тебе придется снять свою кандидатуру, не так ли?

Нанеся удар, Бэрден подумал: я хочу знать всю правду, знать худшее, чтобы приготовиться к нему. Кто, о боже, это сказал? На мгновение Бэрден вцепился в врата своей памяти, взмолился, чтобы они распахнулись и он смог прочесть следующую страницу, написанную огненными буквами: он обвинен во взяточничестве и признал себя виновным. Покрытый позором, он закончил свои дни в изгнании. Так это случилось с блистательным сэром Фрэнсисом Бэконом[95].

Теперь настала очередь Бэрдена предстать перед судом. Он смотрел на своего обвинителя и чувствовал любовь к нему. Клей казался таким молодым и уязвимым, но и по-мальчишески нетерпеливым; скажи Бэрден нужное слово, его возвышение будет гладким, скажи он не то слово, и грязь покроет их обоих с головой, и Клей, возможно, лишится той движущей силы, которая вознесла его уже так высоко, что можно было без преувеличения назвать его будущим королем.

Бэрден, как ему показалось, обезоруживающе улыбнулся:

— Ты сильно к этому стремишься?

Вызов был брошен ему мгновенно.

— А вы, в мои годы?

Бэрден кивнул:

— Но не любой ценой.

Клей посмотрел на него с искренним изумлением:

— Цена не так уж высока.

Бэрден непроизвольно вздрогнул. Правда невыносима, но и неотвратима. Он принял взятку. Разоблачен. И заслужил наказание. Но не от Клея; хотя, если ад существует…

— Для тебя это плохое начало.

— А для вас — плохой конец. Вот почему этого надо избежать. — Пауза была театральна, намерения — самыми лучшими.