Но был в мексиканской истории и обнадеживающий момент. А именно: все это сравнительно хорошо закончилось. В 90-х гг. в Мексике разразилась «мексистройка», в результате которой ИРП уступила власть тем самым правым, которые долго прозябали на задворках политической системы. Теперь там нормальная демократия. У власти правый президент, ИРП – по-прежнему весьма влиятельна, но находится в оппозиции, коммунисты влились в состав другой оппозиционной партии, умеренно-левой, и больше уже не грезят о диктатуре пролетариата. Как у людей. Конечно, проблемы остаются. Из авторитарного периода своей истории Мексика вынесла, например, репрессивный закон о политических партиях, который «единороссы» любят приводить в пример того, что вот демократия, а закон-то, пожалуй, покруче нашего. Действительно, закон серьезный, и создать новую партию в Мексике по-прежнему почти так же трудно, как в России. Но зато имеющиеся конкурируют между собой на равных. Результаты выборов непредсказуемы не потому, что от населения до последнего момента скрывают имя официального кандидата, а из-за реальной конкуренции. В Мексике действительно демократия.
Может, и у нас так все постепенно устроится? Когда Путин в начале своего второго срока не по-детски принялся за обустройство политической монополии, на это возлагались серьезные надежды. Хоть и монополистические, новее-таки институты. А где институты, там политическое развитие. А где политическое развитие, там постепенное изживание монополии. Десяток-другой лет – все-таки население-то пограмотней, чем в Мексике – и все уладится наилучшим образом. Увы, не улаживается. Ныне вполне ясно, что «институциональное развитие» по-путински никуда не ведет. Потому что институты – это правила игры, а в российской игре лишь одно правило, в свое время удачно сформулированное Владимиром Чуровым: «Путин всегда прав».
Особенно отчетливо это проявилось как раз тогда, когда Путин президентом не был, в 2008–2011 гг. В России был президент. Но от него не зависело даже то, будет ли он баллотироваться на второй срок. Это решил Путин. Была партия, которую иногда называли правящей. Но все, на самом деле, понимали, что никакой власти у этой партии нет. Правит Путин, и «правящая партия» находится в его полном распоряжении: сегодня вот велел ей побыть «народным фронтом», а завтра, будь на то его воля, и вовсе распустит. О всяких судах, бюрократиях и прочих институциональных прибамбасах – и говорить не приходится. Один заинтересованный зарубежный наблюдатель заметил, что в России нет государства. Есть. Но это Путин и те, кто (напрямую или посредством бюрократической машины) получили от него ярлык на автономное распоряжение бюджетами разных уровней.
Нов Мексике было совсем не так. ИРП действительно была правящей партией. Ни один президент не засиживался дольше первого срока. Отработал – уходи, дай порулить другим. И даже не думай вернуться. Решения о следующем кандидате принимались коллегиально. И именно эта особенность мексиканского режима, начисто отсутствующая в современной России, сделала возможным переход к демократии. При всем сходстве внешних форм между современным российским и старым мексиканским режимами есть колоссальная разница. Настоящим началом мексиканского режима был не 1929 г., когда была создана ИРП, а 1936 г. Получилось так. В течение пяти лет, с 1929 по 1934 г., мексиканский Путин (его звали Плутарко Кальес) назначал президентов по собственному усмотрению. Те не рыпались. Президентский срок в Мексике был короткий, и к 1934 г. очередь дошла уже до четвертого в ряду марионеток, Лазаро Карденаса. Тот прощупал почву и, убедившись, что Кальес окончательно уверовал в незыблемость своей власти, уволил диктатора и несколько десятков его наиболее коррумпированных подчиненных. Стал править сам. Но ресурсов на установление персоналистской диктатуры у него не было, об этом-то Кальес позаботился. Пришлось делиться властью с коллегами. Так возник мексиканский авторитаризм с институтами.
Какие бы надежды не возлагали на Медведева его искренние и заинтересованные почитатели, в России этот вариант не состоялся. Это, в общем-то, к лучшему. Разумнее сразу перейти к демократии, чем несколько десятилетий тянуть лямку убогого электорального авторитаризма. Но сама собой демократия, конечно, не наступит.
41. Выборы 4 декабря и коррекция авторитаризма