Демократия. Вашингтон, округ Колумбия. Демократия

ЗДЕСЬ СЕЙЧАС ПОРА МУССОНОВ И БОЛЬШАЯ ВЛАЖНОСТЬ, ОБЫЧНО ВО ВРЕМЯ МУССОНОВ СЮДА НИКТО НЕ ПРИЕЗЖАЕТ, НО Я УВЕРЕНА, ЧТО ГАРРИ И БИЛЛИ СМОГУТ РЕШИТЬ САМИ, ЧТО ВАМ НУЖНО ЗНАТЬ. ИЗВИНИТЕ, ЧТО ПИШУ В СПЕШКЕ. НАИЛУЧШИЕ ПОЖЕЛАНИЯ, ИНЕЗ В.

Таким был ответ, нацарапанный на почтовой открытке с изображением отеля «Экваториел» в Куала-Лумпуре, на мое письмо, посланное в июле 1975 года из Гонолулу, в котором я спрашивала Инез, смогу ли я с ней повидаться. Поскольку за «летними муссонами» в Куала-Лумпуре сразу же следуют «зимние муссоны», которые в свою очередь длятся до самого начала следующих «летних муссонов», то ответ Инез был еще менее двусмысленным, чем мог показаться. В октябре я написала второе письмо из Лос-Анджелеса и более или менее своевременно получила вторую открытку, на которой вновь был изображен холл отеля «Экваториел», где, кстати, Инез не останавливалась:

ТО, ЧТО ВАС ИНТЕРЕСУЕТ, ДАВНО В ПРОШЛОМ, И, OTKPOBЕHНO ГОВОРЯ, Я БЫ ЛУЧШЕ СМОТРЕЛА ВПЕРЕД. ИНЫМИ СЛОВАМИ, ВАШ ВИЗИТ ВРЯД ЛИ БЫЛ БЫ ПРОДУКТИВЕН. И.

На этой открытке стояла дата второе ноября, а в Лос-Анджелес она пришла пятнадцатого. Десять дней спустя я получила третью весточку от Инез — вырезку из книжного обозрения, в которой бегло упоминалось мое имя. В записке, прикрепленной к вырезке, говорилось: ИЗВИНИТЕ, ЕСЛИ МОЯ ЗАПИСКА БЫЛА РЕЗКОВАТА, НО Я УВЕРЕНА, ЧТО ВЫ МЕНЯ ПОНИМАЕТЕ. ИНЕЗ.

Неделю спустя Инез позвонила мне домой в Лос-Анджелес, для чего ей пришлось потратить некоторое время, узнавая номер телефона, и попросила меня приехать в Куала-Лумпур.

Собственно, она, по сути, не «просила» меня приехать в Куала-Лумпур.

Если быть точной, то она сказала: «Когда вы приедете в К.-Л.».

Я задумалась.

«Я бы хотела с вами встретиться, — добавила она. — Я бы показала вам город».

В то время я думала, что она решила поговорить со мной только потому, что имя Джека Ловетта начинало всплывать в связи с расследованиями военных, денежных и технологических сделок некоторых бывших или даже ныне открыто или тайно действующих агентов правительства Соединенных Штатов. Были даже намеки на торговлю наркотиками, которые хотя и получили широкую огласку и часто фигурировали в ранних сообщениях (вспоминаю, как во многих заголовках повторялось словосочетание «Золотой треугольник», и нечеткую фотографию двух людей, выходящих из здания на Виктория-пик, один из которых был назван «бывшим партнером Ловетта по бизнесу», а второй — «известным в Гонконге опиумным королем „Триад“»), однако эти сообщения оставались лишь намеками, слухами, ни разу не подтвержденными, а другие заявления были достаточно убедительными и не слишком неожиданными для любого, кто взял на себя труд подумать о том, что делал Джек Ловетт в этой части света.

Тут были и связи с межотраслевыми транспортно-воздушными компаниями, лишенными реальных активов. Тут было и пребывание на посту директора банка в Виле, причем то обстоятельство, что правительственные чиновники являлись совладельцами акций, давало возможность с прибылью использовать эту должность. Тут были все специальные предписания, специальные консультации и особые отношения того меняющегося мира, в котором сбор информации был неотделим от ее использования и где национальные и частные интересы (интересы государственных и негосударственных действующих лиц, сказал бы Джек Ловетт) не сталкивались, а превращались в единый клубок обмена услугами.

Для того чтобы понять, что делал Джек Ловетт, нужно было только понять, как естественно было для него делать это, насколько мгновенно он оказывался целиком вовлеченным в это и как предельно просто у него все получалось. Ему никогда не изменял прирожденный талант сводить вместе нужных людей; скажем, нужного человека из министерства обороны с нужным человеком в Ливерморе, или Лос-Аламосе, или Брукхейвене[146] или — более характерный пример, выгода от которого вычисляется еще быстрей, — Начальника тылового развертывания при Главнокомандующем морской пехотой США во Вьетнаме — с Дуайтом Кристианом.

Всегда было и что-то еще.

Эмоциональное одиночество, некоторая отстраненность, распространявшаяся на вопросы национальной и политической лояльности.

Было бы неверным называть Джека Ловетта нелояльным, хотя, думается, тогда некоторые так делали.

Было бы правильным лишь сказать, что он рассматривал страну, с паспортом которой он путешествовал, как абстракцию, как действующее лицо — государство, одно из нескольких, неизменно присутствующее в любой данной пьесе.

Иными словами.