Демократы

— Конечно, нет. Ты, как и все интеллигенты, заносчивый аристократ. Вы — демократы только в теории. А на самом деле мы вам не по нутру. Мы это чувствуем и не доверяем вам. Это правда, что мысль надо выразить словами, иначе она — нуль. Но мало только высказать ее, высказать можно что угодно. Мысль должна идти от сердца, иначе в ней нет настоящего огня, она никого не воспламенит. Не убедит… Вот хоть ты… Ты снисходишь до нас, недостойных тебя, заглядываешь в наши занюханные кабачки, здороваешься с нами за руку, разглагольствуешь о великой идее, а мы-то чувствуем, что ты притворяешься и не можешь преодолеть чувства собственного превосходства. Ты бы, конечно, предпочел развалиться в мягком кресле в кафе «Центральное», поглядывать на девицу в кассе или просто на улицу и перелистывать иллюстрированные журналы. Это куда приятнее, чем сидеть на жесткой деревянной скамье в нашем прокопченном кабачке и любоваться нашими грубыми натруженными руками, смотреть на шершавые, мозолистые ладони, потертые пальто, дешевые кепки, слушать наши наивные, подчас глупые речи, наблюдать нашу неотесанность, смотреть, как мы харкаем, плюем. Ведь и то, что я сейчас говорю, кажется тебе пошлым и глупым… Тебе с нами неуютно. Ты притворяешься, по-барски снисходишь до нас. А мы тебе не верим. Вот ты и не можешь ни убедить нас, ни увлечь за собой. Все вы, интеллигенты, таковы. Мы в ваших глазах — сброд, это ты правильно сказал. Мысли ваши — не от сердца. Вы неискренни, в вас нет убежденности, потому вы и не можете никого убедить.

— Это вы — обидчивый, спесивый народ, — перебил Ландик. — Кто заставляет меня ходить к вам? Какая мне в том корысть? Что я — депутат, которому нужны ваши голоса? Или сбываю акции, кожу, сукно, сало, свиней? Или, может, стремлюсь занять место директора в Народном банке? Собираю средства на что-нибудь? С ними, видите ли, нужно обниматься и целоваться! А если я этого не делаю, они обижаются. Что же, прикажете мне курить ваши скверные сигареты, ходить с разодранными локтями? Вы хотите, чтобы меня тошнило от дрянного базарного пива? А может, я должен плевать на пол, как вы, чтоб убедить вас и стать вашим другом?.. Моя мысль идет не от сердца!

Пренебрежительно рассмеявшись, Ландик провел тростью по гофрированной шторе какого-то магазина. По тихой темной улице резко разнесся неприятный прерывистый звук.

Поборники равенства подошли к газовому фонарю. На свету было видно, что еще моросит. Старший упрямо молчал, не желая отвечать на обидные речи Ландика. А тот ждал. Поняв тщетность ожидания, он протянул Толкошу руку и насмешливо спросил:

— Ну а что же Гана? Нет, это ты — чванливый аристократ! Разве нет?

— Оставь меня в покое! — вздрогнув, тихо ответил мясник.

— Ты же говорил, что она тебе нравится, что ты и женился бы на ней. Отчего же ты не познакомишься с ней поближе?

Мясник молчал. Стоя под фонарем, он смотрел куда-то в темноту, поверх головы Ландика.

— Нет, ты скажи, — настаивал Ландик, — ведь мы друзья, мы основали «Равенство», а это значит: надо быть честным, говорить правду в глаза и не смотреть на окружающих свысока. Я видел Гану. Девушка хороша. И одевается со вкусом. Шляпка и пальто у нее лучше, чем у любой городской барышни. Она аккуратна, опрятна, держится с достоинством, наверно, и деньжат прикопила. Впрочем, что тебе ее деньги? Ведь лавка приносит и будет приносить достаточно дохода: люди не перестанут есть мясо и будут покупать его всегда. Тебе под сорок. Почему ж ты не сделаешь ей предложение? Она с радостью пошла бы за тебя.

— Правда твоя, — пробормотал мясник. — Да, это крупный козырь против нашего «Равенства». По положению ты выше, чем я, я выше, чем Гана, Гана выше, чем горничная, а горничная выше, чем коровница. Я не смею даже подойти к Гане: люди смотрят, а я как-никак один из самых зажиточных горожан.

— Один из самых тщеславных, спесивых.

— Нет, один из тех, кому дорога честь.

Пожав Ландику руку, мясник, словно устыдившись чего-то, быстро повернулся и исчез в темноте.

«Ну и дурак, — думал Ландик, медленно шагая домой. — Меня обзывает заносчивым аристократом, а сам заносчивее во сто крат. Обидчивые, чванливые люди! Таких надо держать на расстоянии и обращаться с ними свысока. Самый неподходящий материал для «Равенства». Хорошо еще, что он признает мое превосходство».

ГЛАВА ВТОРАЯ Нужно показать пример

Едва Ландик закрыл за собой дверь и зажег лампу, как кто-то постучал в окно. Ландик вздрогнул. Было три часа ночи, а в такую пору стук в окно — крайне неприятная вещь, если только не ждешь в гости какую-нибудь красотку. Но Ландик был строгих правил и, наверное, отверг бы такой визит. Недоумевая, кто это может быть, он все же подошел к окну, раздвинул занавеску и заколебался — открыть или нет. Он долго стоял, всматриваясь в темноту, а узнав незваного гостя, глазам своим не поверил: за окном стоял Толкош.

«Чего он еще хочет? — разозлился Ландик. — Четверть часа назад мы простились, а он уже тут».

С раздражением распахнув окно, Ландик высунул голову.