Демон

Гарри кивнул, мысленно отплясывая чечетку, с улыбкой вместо зонта, и попытался представить, как она отреагирует, когда завтра он ей сообщит, что планы резко переменились.

Ах, завтра… новый день, новая блядень… ха-ха-ха, почему нет? Я расскажу вам о завтрашнем дне. Что о нем говорят, все неправда. Завтра всегда наступает. Всегда. День кончается, и настает новый, и я тоже кончаю. Ха-ха. А Мэри? Ей что-то обломится? Собственно, почему нет? Она тоже кончит… на чьем-то конце… ха-ха-ха. Еще разок, милая? Приходи ко мне, Луиза, будем кушать пудинг с рисом. Угощайся. Ни в чем себе не отказывай. Да, завтра будет новый день… сунул, вынул, убежал. По дорожке, по тропинке, где симпатичные девушки встали в ряд. Нет, малышка не будет капризничать. Ха-ха-ха. Завтра буу-уууу-дет но-ооо-вый день…

Что я ей принесу? Дары радости или боли? Да, радости или боли? Как я отвечу? Взмахом руки? Пожатием плеч? Кивком головы? Или этим чудовищем из чудовищ, встречным вопросом? Ладно, как вам угодно. Вот мой вопрос. Как колотится ее сердце? Как сбивается ее дыхание? Разве вы сами не слышите, как гремит пульс в ее венах? Как трепещет сочный венерин холмик меж мягких бедер? Наверняка и колотится, и гремит, и трепещет, и вся ее нежная плоть зудит предвкушением. Я расскажу вам, что принесу истомившейся в ожидании девице – радость боли и боль радости…

Да, все верно, чертовски

верно. По самое не могу, это голодное, влажное не могу.

На следующий день Гарри вышел пораньше и встретил Мэри на углу. Том, что ты тут делаешь? Я…

Мэри, нам надо поговорить, он схватил ее за руку и потащил за собой по улице.

Ее взгляд был растерянным и удивленным. Что-то случилось? Ты какой-то серьезный… и расстроенный. (О, замечательно, доктор Уайт. Удержи на лице это самое выражение еще пару минут, и мы опять на коне.)

Час назад мне позвонили из Чикаго. Придется срочно лететь туда. Сегодня же вечером.

О нет! Только не сегодня, Том, ее глаза потемнели, погасли.

И даже не знаю, сколько я там пробуду, теперь к его грусти присовокупилось неистовое отчаяние – и голодная страсть. Он заглянул в ее потускневшие глаза. Это был предпоследний этап игры. Уже через пару минут она жадно сорвет с него одежду и сама повалит его на постель.

Мэри удержала его взгляд, потом заметила вывеску на углу здания через дорогу: ОТЕЛЬ СПЛЕНДИД. Том, смотри, он обернулся, глянул на вывеску и вновь впился взглядом в ее сияющие глаза.

О, пойте песенку на шесть пенсов, и карманы набиты зерном, и все в таком духе. Эта цыпочка изголодалась изрядно. Она такая голодная, что Гарри аж испугался и на секунду не только пожалел о том, что затеял эту игру, а чуть было и вовсе не бросился наутек. Времени у них было мало (гораздо меньше, чем ей представлялось), и когда завершился первый раунд, у них не нашлось и минутки, чтобы выкурить сигарету и пошутить, ей так не терпелось скорей угоститься (о, неплохой каламбур), она буквально набросилась на него и взяла в рот, и Гарри пробрал озноб: он представил, что она людоедка и сейчас съест его целиком, по-настоящему, но после его возмущенного вскрика она извинилась и вспомнила о хороших застольных манерах, и Гарри вздохнул с облегчением и взмахом руки пожелал ей приятного аппетита.

Времени было в обрез, а желания в избытке, но они сделали все, что смогли, с тем, что есть. И если подумать, то сделали они немало. Они уж точно не были разочарованы этим «Полуденным отдыхом фавна» с элементами зажигательной ебли. Но время все-таки поджимало, и мысли о работе уже настойчиво лезли в голову, так что они проявили сознательность, встали с постели (Жаль, что обедать пришлось на бегу [О, отличная шутка]) и пошли в душ вдвоем.

Большая плоская головка душа выдавалась из стены над широченной ванной, что создавало ощущение открытого пространства. Они намылили друг друга, растерли повсюду, и время от времени Гарри запускал мыльные пальцы во всякие интересные места, и вскоре стало понятно, что работа и время могут еще немножечко подождать, Гарри уложил Мэри на спину, взгромоздился на нее сверху и вновь оприходовал прелестную деву под плеск воды, что лилась ему на спину и стекала в ванну, пока все его существо пело радостную песнь плотской любви, а большой палец ноги затыкал слив для воды. Когда песня закончилась (но мелодия все еще звенела в воздухе), он тоже лег на спину, вытянувшись рядом с ней, и они просто лежали под струями падающей воды, смеясь и скользя мокрой кожей по белой эмали.

Но, увы и ах, ход времени неумолим, и очищающий летний дождь был решительно выключен, а разомлевшие тела – быстро вытерты насухо крошечными полотенцами. Когда они закончили вытираться, Гарри отобрал у нее полотенце, медленно погладил ее по плечам, глядя ей прямо в глаза, потом резко притянул к себе и уткнулся лицом ей в шею. Ты потрясающая женщина, Мэри, он поцеловал ее в плечо, в шею, в губы.

О, Том, она закрыла глаза, покачнувшись в экстазе, мой драгоценный, прекрасный Том, я люблю тебя.