Демон

Луиза уже собралась уходить, но на минуточку задержалась у стола Гарри. Ты что, собираешься здесь ночевать?

Ну, я подумал, что, может быть, задержусь ненадолго, сказал он немного застенчиво и смущенно. А то вдруг мистер Уэнтворт будет звонить.

Вряд ли он позвонит, если не позвонил до сих пор.

Да, наверное, ты права. Пожалуй, я тоже начну собираться домой.

До свидания, Гарри. До завтра.

Да. До свидания. Гарри выпрямился на стуле и собрался уходить, но решил задержаться до половины шестого. У него было чувство, что, если он посидит на работе лишние полчаса, то все сразу исправится, и сегодняшнее происшествие как бы отменится, словно ничего и не было вовсе.

Происшествие???? А что, черт возьми, произошло? Чего все так взъелись? Я выполняю свою работу. Что им от меня надо? Госссподи, можно подумать, я кого-то убил или что. Какой сегодня длинный день. Господи. Кажется, прошли годы с тех пор, как я стоял на углу и ждал эту как ее там… Как-то все странно. Не понимаю. Такой длинный день… Я хорошо делаю свою работу. Что они до меня докопались? Черт, черт, черт. Я не знаю, в чем дело, но что-то явно не так.

Он вышел из здания, прошел пару кварталов по Пятой авеню, голову распирало от мыслей в словах и картинках, затем сел в автобус и доехал до Сорок второй улицы. Оттуда потопал на запад, к Таймс-сквер. Сегодня толпы народа на улицах как-то особенно угнетали, уши болели, словно что-то давило на них изнутри, словно сейчас их проткнут ножичком для колки льда, и ощущение было такое, будто ему на глаза нажимают двумя огромными невидимыми пальцами.

Он заглянул в «Грантс», взял два хот-дога и молочный сок, потом пошел дальше по Сорок второй и зарулил в первый попавшийся кинотеатр. Он не слишком вникал в происходящее на экране, не понимал, что за фильм там идет, но боль в голове унялась, что уже хорошо. Он столько раз проигрывал в мыслях события прошедшего дня, пытаясь найти в них хотя бы какое-то подобие смысла, что ему явно грозило умственное истощение, а мелькание образов на экране отвлекало его от бесплодных отчаянных размышлений и помогало снять стресс.

Он просидел в кинотеатре пару часов и поехал домой. Время от времени в грохоте метрошного поезда ему явственно слышалось Комптон и Брисбен, Комптон и Брисбен, и он тряс головой и сосредоточенно разглядывал пассажиров или рекламу на стенах вагона, пока шум в ушах не превращался в обычное грохотание колес.

На следующий день Гарри явился в контору пораньше, чтобы точно быть на месте, когда придет мистер Уэнтворт. Он дважды перепроверил всю документацию по Комптону и Брисбену, чтобы убедиться, что все подготовлено, и попытался заняться другой работой, но никак не мог сосредоточиться, потому что волнение не отпускало, и он то и дело невольно поглядывал на дверь, нервно притоптывая ногой под столом.

Сегодня Гарри решил обойтись без традиционного утреннего кофе и слойки – а то вдруг мистер Уэнтворт придет именно в тот момент, когда он отлучится в кафетерий, – но теперь пожалел, что ему было нечем перебить этот противный металлический привкус во рту и унять лютый голод внутри. Все его тело как будто зудело в тревожном ожидании, даже кончики волос. Он попытался изобразить на лице абсолютную сосредоточенность, но ощущение было такое, что кожа сейчас лопнет.

Слава Богу, Уэнтворт наконец появился. Гарри чувствовал, как кровь стучит у него в висках; на груди проступил жаркий пот, на груди и еще под глазами; сердце бешено колотилось где-то в районе горла, живот скрутило судорогой. Он проводил мистера Уэнтворта взглядом, готовый расплыться в улыбке, если тот к нему обернется, но мистер Уэнтворт прошел к себе в кабинет, не глядя по сторонам.

Затем Гарри ждал – ждал и ждал, – и каждая минута казалась вечностью. Даже не верилось, что время может тянуться так медленно и что человеку бывает так плохо просто от ожидания. Его и вправду мутило, и приходилось судорожно сглатывать подступающую тошноту, и эти невидимые пальцы, нажимавшие на глаза, давили все сильнее и сильнее. Он сидел за столом, ждал, когда его вызовет мистер Уэнтворт, нога бесконтрольно стучала по полу, и все его силы уходили на то, чтобы контролировать мышцы анального сфинктера. Кожа горела, словно ее облили расплавленным свинцом, и он знал, что в любую минуту может сорваться, вскочить на ноги и заорать дурным голосом, и уже из последних сил глушил в себе этот крик, подступающий к горлу вместе с тошнотой. Он чувствовал, как по спине течет пот, у него свело пальцы на правой ноге, и когда коммутатор у него на столе все-таки запищал, резанув по ушам, он чуть не выпрыгнул из своей

кожи.