Демон

Эдвард Пенни ее знал. И она ему нравилась. Ей было тридцать с чем-нибудь — светловолосая, хорошо выглядела в замше, а работала административным ассистентом у Фрэн Маклис. Первый свой день на работе он провел с Дебби, она показывала ему вашингтонский офис, знакомила со многими из пятидесяти пяти человек, которые работали на сенатора, рассказывала о жизни в самом политическом городе на земле. Сенатору будет очень больно, когда она узнает, что предатель — Дебби.

— Мы прослушивали только городские дома, — продолжал Грек, — здесь и в Джорджтауне. Офисы не трогали. Мы подумали, если вы станете проверять, то начнете с офисов. И вообще нас политика не интересовала. Только Уоррен Ганис. Дебби впустила нас в дома, когда никого там не было, мы рассажали своих зверюшек, раз-два-три, вот и все.

— А Дебби еще носила на себе микрофон?

— Тут она замялась. Вначале не хотела на это идти. Сказала, совесть беспокоит, я возмутился — притом, сколько она от нас получала, совесть можно было убрать куда-нибудь. А если говорить о грязных фокусах, мистер Эдвард Пенни, то вы ведь меня обдурили, так? Сенатора сейчас нет в Нью-Йорке, правильно?

Пенни улыбнулся. И медленно кивнул. Сказал — сейчас ее нет. Она до утра в Вирджинии, у друзей. Пенни распространил историю в вашингтонском офисе, что сенатор решила слетать в Нью-Йорк на обед и посещение балета с лордом Ковидаком, который приезжает всего на один день. Пенни предпочел устроить ловушку в Нью-Йорке: меньше людей сенатора поблизости, значит, меньше шансов на какую-нибудь «накладку». Он сообщил только вашингтонским людям, и — это уже было глазировкой на торте — сделал так, что некоторые из его ньюйоркских друзей позвонили сюда и оставили сообщение для Ковидака. Это чтобы слухач не потерял интереса. В Вашингтоне приманку взяла Дебби Превити. В Нью-Йорке то же самое сделал Грек.

— Но почему сейчас? — спросил Пенни у Аристотеля Белласа. — Почему внезапный интерес к Уоррену Ганису после стольких лет?

Хмурясь, Беллас хлопнул ладонями по толстым бедрам.

— Почему сейчас? Потому что, друг мой, в Японии идет война, война за контроль над империей. Контроль над группой «Мудзин». Ясуда Гэннаи, президент компании, лежит на смертном одре, а вскоре поднимется по известным золотым ступенькам. А тем временем воюют за то, кому надеть его туфли — вот тут, друг мой, и появляется Уоррен Ганис. Кто-то в компании, не знаю кто, считает, что единственная возможность захватить «Мудзин» — это свалить Уоррена Ганиса. И этот кто-то может быть прав.

Он помолчал.

— Вот и позвольте спросить вас: на что можно пойти ради компании, которая делает сто миллиардов долларов в год?

Пенни уставился на свою кофейную чашку.

— Вы с Софи не только работаете на Огюста Карлайнера. Вы еще и шпионите за ним. Прослушиваете его телефоны — он об этом узнал, и вам теперь до смерти страшно…

Он перевел взгляд на Софи. Судя по ее лицу, Пенни сказал правду. Она поигрывала с ниткой бледно-голубых четок, смотрела на отца. Грек улыбнулся Пенни. Слабая улыбка. С нервным тиком у левого глаза.

— Хитро, мистер Пенни. Очень хитро.

Пенни вздохнул.

— Такой уж у вас стиль работы. Предавать кого угодно кому угодно. Сделать запись, потом продавать копии всем интересующимся. Только в этот раз вы попались. О «Мудзин» и роли Ганиса можно было узнать лишь одним путем: подслушивать Карлайнера. А я не думаю, что это действия, полезные для здоровья. Похоже, у вас какая-то операция пошла не в ту сторону. Вероятно, надо было заработать сразу кучу, чтобы покрыть потери на рынке?

Четки Софи упали на кафель. У Аристотеля его крупная голова дернулась на плечах.

— Это дело с Ганисом, — пробормотал он, — началось дерьмово и дальше одно дерьмо.

Пенни подумал, что если у Грека проблема с Огюстом Карлайнером, то это их дело. А он сам обязан беспокоиться о Фрэн Маклис, информация о ее связи с Элен Силкс не должна распространиться. Он об Элен Силкс не упомянет, пока не прослушает записи. А то еще у Грека появятся лишние мысли. Сейчас Пенни были нужны копии этих записей — он знал, что Грек копии сделал. Пора с ним договариваться.

Он приблизился к чемоданам Грека, поднял два и сказал:

— Пошли.

— Куда? — спросил Грек.

— Следуйте за мной, — ответил Пенни.

Грек взял последний чемодан и атташе-кейс; и Пенни повел его с дочерью из кухни по коридору, через утопленную гостиную, наконец в вестибюль с мраморным полом у выхода. Там Пенни поставил чемоданы.

Грек удивился.

— Вы нас отпускаете?

Пенни мягко забрал у него чемодан и атташе-кейс и сказал: не совсем. Грек может идти. А Софи и чемоданы останутся. Пенни предлагает обмен: копии записей по Фрэн Маклис за Софи и собственность Грека — и не надо отрицать, что копии существуют. Это к тому, что глупости лучше вообще не говорить никогда. Грек возьмет ленты и привезет сюда. Чем скорее он уедет, тем скорее сможет вернуться. Ну а если не хочет — как хочет.

Грек протянул руку.

— Мой кейс.

Пенни помотал головой.