Демон абсолюта

Снова отказ. Он заметил им, что лорд Китченер, генералиссимус, признал восстание арабов в Месопотамии против турок; на что ему было отвечено, что правительство Индии несогласно по этому вопросу с лордом Китченером, генералиссимусом. Арабы нападали на английские суда, которые поднимались по Тигру, разграбляли английские конвои. Именно арабы принесли Халиль-паше новость, что осажденные готовят два временных моста. «Арабское население в Куте внушает много беспокойства», — несколько раз передавал Тауншенд; он укрепил свою полицейскую службу. В случае поражения он ожидал генерального восстания в тылу английских войск до Басры и, несомненно, подъема в Персии и Афганистане. «У меня, — писал он, — было достаточно времени узнать, что представляют собой арабы: это бандиты, подлые и жестокие. После битвы на Курне они безжалостно перерезали глотки отступавшим туркам. Они всегда на стороне сильного. Турки хорошо их знают и умеют с ними обращаться как следует».

Беседа проходила на борту пышного пакетбота, где помещался штаб, под широкими полотнищами шатра, который укрывал от падающих лучей солнца и от мух, гроздьями облеплявших пологи вавилонских дворцов. Лоуренс заметил, что, если арабы нападают на английские конвои, то нападают и на турецкие; что арабы действительно бежали из Кута, но не в таких количествах, как индийские солдаты; что, если некоторые информаторы Халиля были арабами, то те, кто был на секретной службе Тауншенда, тоже были арабами; что от этого населения, «внушающего беспокойство», британцы не понесли ни одной жертвы, и приписывать это стараниям полиции было бы чересчур; что арабские деревни приняли экспедиционный корпус с радостью; что восстание в Неджефе и Кербеле было свершившимся фактом; что, наконец, с октября начальник английской политической службы в Месопотамии сообщал, что поведение экспедиционного корпуса толкало арабов на сторону турок. Ему было известно, что эти аргументы не убеждали его собеседников. Они сказали ему о «духе товарищества между турецкими и британскими офицерами». Большая часть офицеров колониальной армии Индии предпочитала турок арабам: недоверие к побежденным туземцам было в их природе. Презирая арабов[201], они почти не знали их, с одинаковым враждебным недоверием валили в одну кучу головорезов, торговцев коврами, шпионов и шейхов кочевых племен. Они были убеждены, что арабы лишь выбивают деньги и не сражаются.

Переговоров с верховным комиссаром Египта, если им и было о них известно, было им недостаточно. И Лоуренс понимал, что воля арабов к независимости вовсе не изменит точку зрения англо-индийского штаба, а только еще больше будет его раздражать. Они инстинктивно уподобляли офицеров «Ахад» индийским националистам, считая их скорее предателями турок, чем освободителями собственного народа. Лучшие английские офицеры в Индии считали альянс с арабами недостойным Империи; и их желание сохранить достоинство побуждало их лишь укреплять предрассудки их коллег, которым они сами были не чужды. Наконец, штабу не было неизвестно о «секретной» миссии Лоуренса. Хотя она была одобрена Китченером и главнокомандующим в Месопотамии, они упорно не одобряли ее. Сэр Перси Кокс, начальник политического бюро, отказался принимать участие в переговорах, которые «подрывали английский престиж значительно вернее, чем поражение». Лоуренс сам был уверен, что они провалятся. Он участвовал в них лишь потому, что получил приказ, и слушать, как упрекают его кадровые офицеры: «эта миссия недостойна солдата»[202], — это не ослабляло ту антипатию, которую они ему внушали. К тому же он выказывал большую агрессивность, чем обычно — организация кампании казалась ему плачевной; и арабское дело не выиграло ничего ни от его миссии, ни от его гнева.

Нет сомнений, что Лоуренс верил в глубокую эволюцию Империи, видел ее федерацией, основанной на свободном соглашении, где арабское королевство должно было найти свое место и выгоду. Нет также сомнений, что поведение Тауншенда совпадало с поведением штаба, которому было поручено помогать ему. Дискуссия, полная умолчаний (штаб не знал о переговорах, предпринятых Хуссейном), не интересовала Лоуренса: он глядел на позолоту 1900 года в баре, изъеденную всеми насекомыми Тигра, и хотел лишь пройти стороной мимо всего этого. Ценность восстания не могла быть доказана ничем, кроме самого восстания. Однако у него не было возможности это проверить. Было необходимо вмешательство авиации[203], чтобы позволить Тауншенду продержаться на время подготовки арабской интервенции. Он ничего не мог поделать, кроме того, что сам считал невыполнимым: добиваться отхода турецкой армии.