Демон Декарта

Но сон завершился, а в его доме одной Офелией стало больше. В этом был свой плюс. Теперь не нужно было тосковать о девушке, столько-то дней назад покинувшей его ради столицы. И не нужна была молодость, ибо Офелия обожала своего старичка . Но по утрам невыносимо было видеть рядом на подушке мертвую куклу, опустошенную, стертую. Да-да-да, стоило ночью уснуть, увидеть сон, ибо забылся. С кем не случалось? Секс изматывает. Раз за разом, раз за разом. И, в сущности, ведь приходится делать одно и то же, затрачивать при этом усилия, изнашивать кожу пениса, мозг ума, чувство сердца. Как ни крути, но отдых неминуем.

Офелия всякий раз умирала. И трупные пятна, и запах так быстро являлись в ней, что его по утрам рвало. Проснувшись, Виктор, задерживая дыхание, надевал респиратор, без которого теперь не ложился, поднимал легкое тело и относил в ванную. Клал на воду и ждал, когда она откроет глаза и засмеется. Покуда исчезнут запах и пятна.

«Знаете, – сказал он, снова приподнимаясь с места, – я все-таки имею сказать». – «Ну-ну, – кивнул Петренко, – только о либеральной идее ни слова». – «Как угодно. Но дело в том, что у меня тоже имеется некто. Говоря условно, Офелия. Девушка, утонувшая в конце одной пьесы. Кстати, в известном смысле, моя вина. Так сразу не рассказать. Дания. Холодно. Крысы. Зеркала. Розенстерн и Гильденкранц. Факелы, замок, актеры. Папу дядя убил. Мама за дядю пошла. В общем, Офелии нет. Я мог бы ее спасти, но зачем? Плодить уродов, верить в чудо – что за блажь?! Какие сны приснятся в смертном сне, мне было неизвестно. И вот я жив, а девушка в пруду.

Правда, у меня она, наоборот, оживает лишь в воде. Оставишь без внимания – сереет, тает хуже воска: кукла, плоть, гниль. Ужас что за дело. И так вот каждый день. И я тот самый изверг, что убивает! Чем?! Любовью! А в воду опущу – цветком распускается. Минута-другая – смеется, что-то говорит, подталкивает к самоубийству».

«Кого?» – Сеня сделал большие глаза. «Неважно, это все неважно. – Сазонов помотал головой. – Но если уж начистоту, то все просто. Стыдно признаться, конечно, но потенция моя ни к черту. И сердце тоже. Да и онколог знакомый нагадал мне только пару лет. И в гроб. И здравствуй, добрый Йорик, актер и алкоголик. В общем, Офелия каждый день подталкивает к смерти. Понимаете? Желает, чтоб я самовольно ушел из жизни, как она. Что за девушка, между нами! Мастер минета и тонкой издевки. Да я и подумывал было уйти. Поднимался на обзорную башню. «Грин-Плаза». Тридцатый этаж. Упадешь – и прощай. Но вниз посмотрел и понял: Офелия воспоследует за . И куда бы ни попал, там меня встретит она. А вот это – страшнее всего, что может случиться за гробом».

* * *

Лиза Петровна пожала плечами. «О чем мы говорим? И я страдаю тем же, – поддержала Александра. – Такая чушь! Детский сад. Да всего один вопрос нужно решить: как помочь Левкину спастись и вытащить всех нас! Ведь, допустим, я неживая, фикция, абсурд. Немудрено, кстати, если мама у вас Лизавета Петровна, а папа – ученый Лавуазье. Впрочем, маман, сдается, что, трахаясь с Антуаном, ты думала о Рене. Это отчего же? А ты посмотри на портреты. Я ж вылитый Декарт. Только хромой и баба».

«Ты считаешь? – Лиза задумалась. – Кто знает? Давай об этом на досуге».

«Так вот, – кивнула Саша, – я фикция, чертеж без плоти и без смысла». – «Ну, это как сказать», – не выдержал Петренко. «Цену себе я знаю, – перебила она. – Только тем и отличаюсь от Офелии, что многим дорога». – «А трахает один», – сказал Дегтярев. «Да что ты в чужие дела влезаешь, Александр Степанович, – поморщился Петренко, – вернулся б ты, ей-богу, к жене».

«Да, – повысила голос Александра, – я кажимость. Но вы не лучше. Вы тоже только представления!» Дегтярев усмехнулся: «Случайно не твои?» – «Отнюдь, Ивана Левкина. – Она захохотала. – Уж я-то знаю, он мой бывший брат. Идиоты вы несчастные! Решают, уничтожить Z или повременить. Вы о другом подумайте.