Демон Декарта

«Предупреждаю. – Цицерончик поднялся со стула и продемонстрировал кобуру с уютно расположившимся в ней пистолетом. – Это оружие. Пули дум-дум. Умею стрелять. Ду-дух, ду-дух, ду-дух. Вот вы сейчас подумали: поезд прошел, но нет! В результате – рваные раны, кровь и жуткая смерть. Причем неестественная. Свидетелей никаких. Быстрые похороны, возможна кремация. Какая трагедия, скажут люди».

«Слушайте, не могли бы вы нас оставить? – попросил Левкин. – Видите, она всего лишь девушка, а я всего лишь я. Дайте нам пять минут наедине. Разве трудно?» – «Во дворе, между прочим, войска, – сказал мышонок и гордо улыбнулся. – Два взвода солдат с автоматами. Ду-дух, ду-дух, ду-дух! Только ужас и крики!»

«Тем более подарите нам эти минуты. Это все, что нужно. Неизвестно почему, но дело обстоит именно так. И не в наших силах что-либо изменить. Вы же не хотите жалоб, выговоров, предложений, анонимных звонков, посмертных записок?» – «Допустим, – процедил Цицерон сквозь зубы с самым зверским выражением лица. – Я выйду, но имейте в виду: времени нет». – «Как, уже?! – Иван покачал головой. – Нам следует поторопиться».

«Через полчаса, – пояснил Цицерон, – я обязан быть на официальном закрытии завода. Фуршет, ленточка, груши, шампанское, белая скатерть, разбитые блюдца. Комиссары из Евросоюза в папахах с черной звездой металлурга станут гасить печи, прикасаясь к ним волшебным фаллосом мира. Бог им в помощь, в сущности. Но я должен быть без опозданий. Так что пять минут, товарищи больные, не больше!» Напоследок пристально посмотрел Соне в глаза и покинул палату, хлопнув дверью.

Иван присел на кровать и закрыл глаза. «Утко, – проговорил он, – милое фрау утко! Твой гадкий Иван Павлович, негодник, умре, мертвечина, предатель народа, плохой мальчик, бросил родителей, друзей, прошлое, будущее, настоящее, нет принципов, цели и направленья, но, как парус зовет ветер, так зову тебя!» В этот момент решетка окна рухнула вниз. В оконном проеме показалась физиономия Петренко. «Быстро, – сказал он срывающимся голосом, – иначе ду-дух, ду-дух!»

* * *

Они прыгнули вниз. У самых окон между деревьями их ждали члены кружка и разогретый автомобиль. «Вперед, мы успеем на поезд, – кричал Петренко, – на паровоз, в электричку, вперед!» Но именно в этот момент, как и предупреждал Цицерончик, раздалось глухое «ду-дух, ду-дух». Двор оказался окруженным солдатами, их пулями, пилотками, бляхами, сапогами, багровыми лицами, данной ими присягой и письмами к матерям. Убитый Левкин упал, раскинув руки, с удивлением чувствуя, как толчками вырывается кровь, как его плоть бурлит и стекает по пожухлой старой листве. Как наклоняются к самому сердцу деревья и как кружат вдали облака.

Эпилог

За широким, туманным, плавно изогнутым прудом находится старая станция, именуемая «Прудовая 5». Приехав сюда на последней электричке, первое, что заметишь, – потрескавшийся бетонный перрон. Под действием времени этот продукт прекрасной эпохи разваливается на отдельные, будто замороженные глыбы. Когда перестук колес электрички затихнет в холмах, начинаешь глохнуть и тонуть в доброжелательной тишине этого места. В запахах трав. В томительной сонной неясной печали забытого детства, в горьком беспамятстве безоблачных дней. А стоит побыть тут каких-нибудь пару часов, как тяжким грузом валится в самое сердце сладкое сумасшествие медленного существования, съедающее душу ностальгией по тому, чего никогда с тобой не случалось. Да и случиться, увы, не могло. Оно наизнанку выворачивает душу, будто кожу лягушки, пронзенную стрелой дурака.

В глубоких и теплых лужах, расположенных у перрона, плещутся головастики, иногда заводится плавунец, гребляк или гладыш, а то и водяной скорпион. Кричат птицы.

В ночи мерцают слабыми огоньками заросшие бузиной, крапивой и диким малинником бывшие дачные поселки, которые давно уже никакие не дачные, а просто пригородные.

Именно здесь Z-горожане любят пить водку, запивая ее родниковой водой. Купаются в чистых прудах, стирают одежду белой глиной. Ловят рыбу на песчаных пляжах, готовят и едят ее, надевая аккуратные медные карасевые тельца на тонкие прутики. Наевшись, спят, уронив тела на прогретую землю.

Но к вечеру все разъезжаются прочь, ибо что делать человеку во тьме? Разве только смотреть, как звезды становятся правильным красноватым кругом над темной и притихшей усадьбой, образуя Путь Разлитого Молока. Дом усадьбы приземист и темен. Он врос в землю, опустил окна в воду, отражения берез врастают в его глазницы, и карпы ходят в темноте его комнат, синхронно шевеля губами.