Демон движения

____________

* Манвантара (санскр.) — мера времени в индуизме: период обращения космической волны, которая порождает жизнь на Земле.

** Пралайя (санскр.) — ночь Земли, период отдыха, когда замирает все живое.

- 256 -

— И когда же человечество достигнет своей наивысшей точки развития?

— В конце седьмого оборота. Тогда Дух его освободится от нового воплощения и упокоится в лоне Предвечного. Согласно расчетам посвященных в тайну, сейчас мы находимся на исходе четвертого оборота.

— То есть, иначе говоря, конец Земли уже близок?

— По сравнению с вечностью — да. Однако если мерить время продолжительностью средней человеческой жизни, то до четвертой пралайи еще далеко. В любом случае у нас впереди есть еще несколько десятков тысяч лет.

Лещиц улыбнулся:

— Значит, еще можно спокойно пожить. Во всяком случае, мы с вами не дождемся этого необыкновенного момента.

Стряхнул пепел с сигары и, коротко взглянув в величественное лицо индуса, заговорил:

— Но до тех пор, пока наступит день четвертого разъединения скреп земных, ему будут предшествовать отдельные предзнаменования, не правда ли? Допускаешь ли ты, махатма, возможность энтропии в ограниченных пределах?

— Почему бы и нет? Частичная пралайя является вполне бесспорным явлением. Сухая ветка погибает и отваливается от ствола раньше, чем живые побеги, которые еще успеют распустить почки... Впрочем, и такая пралайя может быть двоякой: либо временным упадком, пусть даже на период десятков миллионов лет, но с надеждой на возвращение, или же абсолютной гибелью без возможности нового возрождения. Последний случай в истории мира редок, однако возможен; это справедливое наказание за леность духа, который позволил плоти полностью поработить себя.

Замолчал и, опершись рукой о подоконник, смотрел на проносящийся перед глазами ночной пейзаж.

В этот самый миг поезд проезжал мимо какой-то станции. На мгновение с навеса над перроном в окна ударила вспышка света и тут же пропала.

- 257 -

— Ментон, — пояснил Лещиц, — последняя станция Французской Ривьеры; через несколько минут пересечем границу и въедем на итальянскую территорию.

И взглянул на часы:

— Восемь сорок пять. Неслыханная вещь, сдается мне, что мы серьезно опаздываем. В это время мы уже должны быть по крайней мере в Сан-Ремо, если не в Порто-Маурицио.

— В самом деле. Темп поездки значительно снизился. Я это заметил еще час назад, наблюдая картину за окнами: детали пейзажа перемещаются теперь перед глазами гораздо медленнее, чем прежде; то, что ранее сливалось в серую однородную непрерывность, теперь выделяется вполне отчетливо.

— Parbleuf — выругался какой-то француз, приближаясь к ним с часами в руке. — Если мы будем так ползти и дальше, то не увидим восход солнца в Венеции.

— Вы его не увидите, — спокойно подтвердил Ришивирада, глядя куда-то вдаль в пространство.

Француз посмотрел на него через монокль с сосредоточенным вниманием:

— Etes-vous prophete?*

Но, видя, что индус, похоже, не замечает его, повернулся на каблуках и попрощался с ним с ироничной улыбкой:

— Ah, du reste — je m’en fiche***.

— Пересекаем границу, — отозвался кто-то с противоположного конца вагона.

— Bendita se tierra de Italia!**** — вполголоса вздохнул влюбленный испанец.

— И ты будь благословлен на пороге моей отчизны, - ответил ему патетичный поэт-итальянец. — Мы въезжаем в область великолепной Ривьеры-ди-Поненте. А вот и первая большая станция на этой стороне — Вентимилья.

Поезд миновал станцию и помчался дальше. Спустя недолгое время пейзаж заметно изменился. Очевидно, они

____________

* Черт побери! (фр.)

** Вы пророк? (фр.)

*** Ах, в конце концов, мне на это наплевать! (фр.)

**** Благословенна будь земля Италии! (исп.)

- 258 -

свернули вглубь материка, ибо морская гладь, преданно сопровождавшая их до сих пор по правую сторону поезда, теперь куда-то исчезла. Зато с противоположной стороны воздвиглись мощные скалистые склоны каких-то гор...

Температура снаружи резко упала, судя по тому, что окна вагонов внезапно покрылись мглистой изморозью. Кто-то, чувствительный к холоду, подал ток на змеевики системы обогрева под обшивкой стен.

— Corpo di Вассо!* — сетовал Ровелли. — «Инфернал» мне сегодня совсем не нравится; мы снова ползем черепашьим шагом.

И впрямь, поезд замедлил свой бег. Словно измученный бешеным темпом увертюры, теперь он тяжело дышал и лениво полз по предгорной местности. Внезапно раздался протяжный свист локомотива, скрежет резко заторможенных колес, и поезд остановился. Несколько голов высунулись из окон купе, чтобы узнать причину.

— Вот черт возьми! Стоим на перегоне!

— Нет-нет. Виден какой-то сигнал. Это где-то недалеко от станции.

— Но что это за станция, к дьяволу?

— Наверное, Сан-Ремо.

— Это невозможно. Рановато. В конце концов, хоть бы и Сан-Ремо, но почему он встал? У этого поезда ближайшая остановка только в Генуе.

— Терпение! Подождем — увидим.

Лещиц внимательно смотрел на сигнал. Он ярко светил там, вверху, по правую сторону пути в виде большого фиолетового фонаря, прикрепленного к одной из рук семафора.