Демон движения

____________

* Гурали — горные жители Татр, проживающие на юге Польши, севере Словакии и частично в Чехии.

- 178 -

старую, заброшенную лачугу с выбитыми окнами. Всякий раз, когда мне снится этот проклятый дом, случается несчастье.

— Но какая здесь связь со стрелочником?

— В одном из пустых окон я четко увидел его лицо. Он высунулся из этой черной норы и помахал мне своим клетчатым платком, который всегда носит на шее.

— И что из того?

— Это был прощальный жест. Этот человек скоро умрет — сегодня, завтра утром, в любой момент.

— Страшен сон, да милостив Бог, — постарался успокоить его я.

Йошт лишь натянуто улыбнулся и замолчал.

И все же в тот же день вечером Глодзик погиб из-за собственной неосмотрительности. Паровоз, который ошибочно тронулся по его ложному сигналу, отрезал ему обе ноги; отдал Богу душу на месте.

Несчастный случай потряс меня до глубины души, и я долгое время избегал разговоров с Йоштом на эту тему. В конце концов, может быть через год, я однажды спросил, будто невзначай:

— С каких пор у тебя появились эти зловещие предчувствия? Насколько я помню, ты никогда раньше не проявлял подобных способностей.

— Ты прав, — ответил он, неприятно задетый за живое моим вопросом. — Это проклятое свойство развилась во мне довольно поздно.

— Прости, что не даю тебе покоя с этим неприятным делом, однако я был бы рад найти способ избавить тебя от рокового дара. Когда ты впервые обнаружил это в себе?

— Примерно восемь лет назад.

— То есть через год после твоего переселения в здешние края?

— Да, через год после того, как меня перевели в Вышнинку. Тогда-то, в декабре, в самый сочельник я почувствовал скорую смерть Гроцеля, тогдашнего войта*. История

____________

* Глава сельской общины.

- 179 -

стала широко известной, и в течение нескольких дней я получил зловещее прозвище «ведуна». Горцы стали разбегаться от меня, как мыши от сыча.

— Странно. И все же что-то в этом есть. Здесь пригодился бы классический пример так называемого «второго зрения» (seconde vue), о котором я в свое время много читал в книгах по древней магии. Такими способностями довольно часто бывают одарены шотландские или ирландские горцы.

— Да — и я тоже с понятным интересом изучал историю этого явления. Мне даже кажется, что в общих чертах я нашел его причину. Твое упоминание о диких шотландских горцах весьма уместно, разве что требует нескольких слов в дополнение. Ты забыл добавить, что эти несчастные, ненавидимые окружающими их людьми, не раз изгонялись, словно прокаженные, за пределы деревни, проявляя свои пагубные способности лишь до тех пор, пока находятся на острове; перебравшись на континент, они теряют свой скорбный дар и ничем не отличаются от обычных людей.

— Это важно. Твои слова могли бы свидетельствовать о том, что это выдающееся психическое явление зависит от факторов хтонической природы.

— Разумеется. Этот феномен содержит в себе немало теллурических* компонентов. Мы являемся сыновьями Земли и подвержены ее мощному воздействию даже в тех сферах, которые, казалось бы, оторваны от ее основания.

— А проявления своего ясновидения ты тоже выводишь из подобных источников? — спросил я после секундного колебания.

— Естественно. На меня влияет окружающая обстановка, я нахожусь под влиянием здешней атмосферы. Мое зловещее свойство с неумолимой логикой вытекает из души этой окрестности. Я живу на пограничье двух миров.

— Ultima Thule! — шепнул я, склоняя голову.

____________

* Земных, присущих Земле, происходящих из нее (от латинского tellus — земля).

- 180 -

— Ultima Thule! — как эхо, повторил Йошт.

Я замолчал, охваченный страхом. Через некоторое время, стряхнув с себя это ощущение, спросил:

— Почему, осознавая это так ясно, ты до сих пор не перебрался в другие края?

— Не могу. Никак не могу. Чувствую, что если бы я уехал, то поступил бы против своего предназначения.

— Суеверный ты, Казик.

— Нет, это не суеверие. Это предназначение. Я глубоко убежден, что только здесь, на этом клочке земли, мне следует выполнить некую важную миссию; какую — еще не знаю точно. У меня имеется лишь слабое ее предчувствие...

Он прервался, будто испугавшись своих слов. Спустя мгновение, переводя свои блеклые, подсвеченные блеском заката глаза на порубежную скалистую стену, шепотом добавил:

— Знаешь, мне часто кажется, что здесь, за этой отвесной гранью заканчивается зримый мир, что там, по ту сторону, начинается иной, новый мир, какое-то невыразимое для человеческого языка mare tenebrarum*

Он опустил утомленные пурпуром вершин глаза к земле и обернулся в противоположную сторону, к железнодорожной линии.

— А здесь, — добавил он, — здесь заканчивается жизнь. Это ее последнее усилие, последнее, конечное ответвление. Здесь исчерпывается ее творческий размах. Поэтому я стою здесь, как страж жизни и смерти, как хранитель тайн с обеих сторон могилы.