Мать любила Юлиного отца. Любила и в то же время проклинала постоянно. Хотя Юля и не понимала причины материнского гнева — это всю жизнь хранилось в тайне. Отец умер, когда Юля была еще совсем ребенком, и она его не помнила вовсе. И горе матери от потери не помнила тоже. Не спрашивала никогда, а теперь вот…
— Я?! — кажется, ее удивил вопрос дочери. Собиралась с ответом она довольно-таки долго. — Я не могу сейчас вспомнить, но… Но я была жутко зла на него.
— За что?
— За то, что он так нелепо и так несвоевременно умер, детка, оставив меня совершенно одну.
— А как, ма? Как он умер? — это тоже было темой, не обсуждаемой в их семье никогда прежде.
— Он попал под поезд, побежал мне за фруктовым мороженым. Я любила только его. А оно продавалось в одном-единственном магазине, который располагался через линию. Вот и… — немного поблекший голос матери тут же снова приобрел металлический окрас, когда она заканчивала. — Но это не значит, что он должен был переходить железнодорожные пути в неустановленном месте! И Степан твой не должен был нырять в неустановленном месте! Он нес ответственность не только за себя, но и за тебя. Он завез тебя в эту глушь! Так что бери себя в руки и… продолжай жить, детка!
Глава 6
Невзоров взялся лепить себе на субботний ужин пельмени. На кой черт ему понадобилось так издеваться над собой, он потом так и не смог понять! Мало ему было глажки пододеяльников в прошлый выходной, когда он собрал все знакомые маты воедино и декламировал их потом вслух часа полтора, волтузя утюгом бязевые швы.
Теперь вот пельмени затеял! Повар тоже еще нашелся!
Нет, начиналось все на энтузиазме. Купил фарша в магазине, муки, яиц, молока, сметаны. Чего было не взять пачку готовых, спрашивается? Купил бы, сварил, залил сметанкой, посыпал сверху перчиком и…
Нет же, захотелось повыпендриваться. Так было бы еще перед кем! Да ради чего еще!
Не перед кем. И не для чего. Это он потом уже понял. Потом, когда выгваздался в муке с головы до коленок. Когда фарш все не хотел сначала размораживаться, потом укладываться ровными комочками на раскатанные с горем пополам кругляши из теста. Когда края этого теста принялись липнуть с чего-то к его пальцам, а не друг к другу.
Вот когда он все проклял, снова принявшись материться и с раздражением задаваться вопросами: зачем, для чего, для кого?..
Понятно было бы, будь у него жена, так ведь? Устала, допустим, она от ежедневных серых будней на работе. Устала стоять у плиты, а потом у входной двери, его дожидаючись. Вот он в неожиданно выдавшийся выходной и решил ей сделать сюрприз, налепив пельменей.
Так ведь не было жены! Никто не стоял у плиты неделями, у двери тоже не стоял и не ворчал посреди ночи, когда он входил под возможным хмельком.
И дочки не было, которой можно было бы предложить вместе поужинать, а потом сериал какой-нибудь детективный посмотреть, упражняясь в дедукции. Они иногда смотрели их вместе, и наперебой строили предположения, и даже спорили на интерес.
Дочки теперь у него нет! Так ему сказала Надька в день Машкиного рождения, когда он с подарком к ней сунулся.
— У тебя нет семьи. У тебя нет дочери. У тебя вообще теперь ничего и никого нет, гражданин Невзоров.
Говорить Надька в тот день начала очень величественно и тихо. Встала прямо-таки чуть не по-светски, отставив в сторону правую ногу в мохнатом тапке с заячьими ушами. Руки сложила за спиной, напряглась, чтобы втянуть отяжелевший живот. Глаза слегка веками прикрыла.
Неужели переродиться смогла за такой короткий промежуток времени? Он ведь едва не ахнул от изумления, тиская в руках коробку с мобильным телефоном. Неужели и впрямь смогла с достойным мужчиной — коим Надежда выставляла теперь своего нового супруга — и сама стать вполне достойной? И научилась вести себя вежливо и…
Не тут-то было! Черта лысого Надька переменится! Даже если на нее и принц какой-нибудь польстится, не измениться ей уже никогда. Она ведь после такого великолепного вступления вышла на лестницу, прикрыла за своей обвислой задницей дверь и зашипела, зашипела:
— Ты чего, гадина такая, приперся, скажи?! Я что, для того от тебя уходила из своей собственной квартиры…
Квартира принадлежала не ей, и Надьке об этом было прекрасно известно, но нужно же было лишний раз подчеркнуть, что он их оставил без крыши над головой.
— К дочери он пришел, благодетель! А ты подумал о том, что дочери твоей нужно каждый день что-то есть, что-то на себя надевать?!
— Я плачу алименты, — последовало его слабое возражение.
Лучше бы он об этом не упоминал. Что тут началось!
— Твоими алиментами в сортире западло подтереться!..
— Твоих алиментов на кошачий корм не хватит!..
— От твоих алиментов изжога всякий раз приключается, как я их получаю!..
И так далее и все в таком же духе.