И стать как все в этом маленьком мирке общины! Не этого ли хочет местный Мафусаил в юбке? Но странно беспорядочные и неуместные мысли теснились в голове, Алексей не понимал, откуда они взялись и почему именно сейчас. Он не видел нужды оправдываться в чем-то, да и обвинений от Бабки пока не услышал.
– Про мои дела вы уже знаете. И надеюсь, Даша не жаловалась слишком сильно. Эта или другая… Незаменимых нет. Пусть другая не такая… вкусная, но в основном не хуже. Телу не объяснишь, что даже увидеться невозможно. И здесь, – он сдавил виски ладонями, – никогда не переставал…
– Что замолчали? Не переставали любить? Если до сих пор не знаете, с какой стороны и каким местом любят девушку, то что ж вы хотите? Вы просто обречены на неудачу.
Взгляд Алексея в ответ на иронию был не возмущенным, а тоскливым. Амалии действительно оставалось только пожалеть его, пытавшегося уместить душевные переживания в голове и ниже пояса.
– Лёша, а вы уверены, что в жизни целью не ошиблись? Идете в точности туда, где вас поджидает неудача. Но если повернете в другую сторону – тут же обретаете желаемое. Вы начали столько дел… И не довели до конца.
– Поэтому и иду именно в эту сторону, – Алексей хотел возразить, что ему просто не давали довести дела до конца по причине явного общественного осуждения и смертного приговора за слишком хорошие успехи в них… – Лена – единственное, что мне не хочется отбросить подальше, достигнув результата. А пьедестал победы – это же тупик! Всё! С него нет пути дальше. Остается лишь искать новый, и за это вы сейчас меня и осудили, что я меняю цели слишком часто. А девушку я хотел бы… Добиться и удержать. Неожиданно, Амалия Владимировна? Что вам не пришлось разъяснять мне это?
– Ожидаемо. – Бабка одобрительно кивнула. Умный мальчик обо всем догадался сам. – Но все равно что-то не так, то ли с целью, то ли с методом.
Проницательная старушка хотела для него только добра, но в советах Алексей не нуждался. Амалии не было тогда на станции Семеновская, когда сквозь раскаленный от свечей воздух он видел Ленкины глаза! В них ненависть сменялась состраданием и снова покрывалась пеплом сомнений. А улыбка на прощание обещала прощение грехов. Не всех, хоть какой-то их части… Их разделила совсем другая стена, оказавшаяся несокрушимой даже для предприимчивого Алексея.
– Я уж даже думал, каким способом можно развязать войну, втянув в нее и Бауманский Альянс! Амалия Владимировна, это же безумие! Я ведь мог, я способен, я бы придумал, как это сделать! И проконтролировал бы, чтобы Денис абсолютно точно сгинул там. Спрятать одно тело на поле боя среди других… Лена пришла бы ко мне, у нее не осталось бы выхода!
– Я знаю, почему ваш блестящий план до сих пор не реализован: вам нечего ей предложить. Полгода… И вам понадобится не женщина, а сиделка. Вы не можете обрекать на это свою Елену. Недолгое собственное счастье вы обменяли на полноценную жизнь для нее.
– Да, я был настолько глуп, Амалия Владимировна… Ничего не предпринял, просто ушел. И не хочу возвращаться, потому что в следующий раз могу не остановиться… Лена обойдется без меня.
– А вы?
– Не знаю. Пока живу. Как именно – вы сами видите.
– Как зверь в клетке. – Она улыбалась, наблюдая за ним: настоящий кошак в брачный период, неусидчивый, беспокойный.
– Амалия Владимировна, я никогда и не был ручным зверьком.
– Но на дикое животное вы, Алексей, тоже не похожи. Я видела таких, а вы совсем другой. Просто сам по себе.
– Это плохо?
– Нет. Если бы этот, как вы его называли, пятнистый кошак был разумен, он заключил бы союз с людьми, при этом все равно оставаясь опасной тварью. Вот его-то вы мне и напоминаете.
– Ну, спасибо! Хоть я предпочел бы определение «существа», а не «твари».
Во избежание последующих сравнений и разоблачений пришлось свернуть разговор и уйти. Уж слишком прозорлива Бабка. Она не знала его с детства, восприятие не затуманено, короче, запудрить ей мозги, как Нестерову, не удастся.
– Алексей! – Но он уже не слышал ее. – Алексей… Одиссей. Только Пенелопа не столько ждет тебя, сколько боится твоего возвращения…
Он должен найти хоть что-то, иначе снова отправится на поиски, разрушая всё на своем пути. Что можно предложить взамен, когда даже война и победы ему не интересны? И его не удержит сила – только слабость.
– Юрий Борисович, а вы что-то давно не вспоминали о том, что хотели бы расширить состав Совета.
Грицких взглянул на Лапина. Резкое оживление этого привычно молчаливого и мрачного Привратника настораживало. Слишком не вовремя. Или наоборот?