Демон Максвелла

– Я пыталась, – произнесла она наконец. – Не веришь? Я пыталась. Пыталась тебе много о чем рассказать. Детство Эндрю? Урсула, Ньюхолл? Автор этой истории – твой отец. Твою мать он спрятал за псевдонимом «Урсула Блэк» – женщиной, написавшей «Утерянные книги Библии». А себя выбрал на роль Ньюхолла, безучастного идиота, отдалившегося от сына в тяжелый период. Он написал эту историю, чтобы донести: он знает, как сильно тебя подвел. Хотел тебе ее прочесть, но так и не нашел в себе силы позвонить. И когда он скончался, я решила, что отдам ее тебе сама… И, да, я – прообраз Изабель. Все сказанное о ней с Эндрю – оно про нас. Я пыталась сказать тебе о…

Она замолчала, отвела взгляд.

– Ты была беременна и ничего мне не сказала. Наш ребенок умер, но ты ничего мне не сказала. Вместо этого заварила всю эту кашу. Черт, почему не поговорила со мной, как нормальный человек?

– И как бы я это сделала? – она почти кричала, а затем посмотрела мне прямо в глаза. – Как о таком вообще можно говорить? Неужели думаешь, что я не пробовала? Ты так зациклен на том, что произошло двадцать лет назад, что не замечаешь, как идут годы. Ты уже давно не отвергнутый ребенок, Том. А взрослый мужчина. Но ты. Ты не заметил. Не заметил! Я пыталась тебе сказать.

– Пыталась.

– Да.

– Нормальный человек пытался бы еще.

Имоджен всплеснула руками:

– Куда еще больше?

– Нормальный человек…

– Хватит. Я – не нормальный человек.

– Да что ты говоришь!

Некоторое время мы оба молчали, пока Имоджен не нарушила тишину.

– Когда я поссорилась с издателем из-за электронных книг и больше не могла писать – это, кстати, правда, – то решила, что мне плевать. Буду просто счастлива с тобой, и этого достаточно. Но… Не смогла смириться с потерей.

Имоджен смахнула с глаз слезы и грустно рассмеялась.

– Знаешь, миру действительно конец. Гиперссылка и правда атомная бомба, и через год или два истина не будет значить ровным счетом ничего. Вот увидишь. Все разваливается на части.

– Значит, ты правда в это веришь?

– Дело не в вере. Все уже происходит.

– То есть ты хочешь донести все это до мира, но не можешь больше писать, не можешь публиковаться, поэтому тебе нужен кто-то, кто написал бы все за тебя. Кто-то, кто испытает все на себе и поверит. Кого можно загнать в угол и не оставить иного выбора, кроме как все записать. Этакого пророка для изложения твоего видения апокалипсиса. Ты готовила меня к этой работе. Я не муж, я – твой гребаный литературный раб. А я этого даже не понял.

– Любимые и близкие люди так жестоко не поступают, да?

– Вот именно.

– С другой стороны, если человек искренне верит в надвигающуюся катастрофу, разве он не обязан предать эту информацию огласке?

– «Двигатель Купидона» разошелся тиражом в миллион экземпляров. Ты это имеешь в виду?

Имоджен кивнула.

– Книги разносят весть.

– Как жестоко. И бесчеловечно, Имоджен.

Она грустно пожала плечами.

– Согласна. Ты решил, что я, Имоджен, – человек, притворяющийся ангелом-Йодом. Но, может, я всегда им была. В Библии говорится, что ангелы сошли на землю и имели с людьми совместное потомство. Знал об этом?

Имоджен снова подняла нимб из мишуры.

От ее прикосновения на секунду он засиял ярче. На мгновение он засиял.

Я нахмурил брови.

– Как думаешь, из чего сделан мир? – спросила она. – Если хорошенько присмотреться? Из камней и рек или букв, страниц и слов? Создают ли наши вопросы вселенную? Есть ли вселенная, если на нее никто не смотрит? Или вселенная – как книга, буквам и словам которой читатель взглядом придает порядок и смысл, разбивает волну на частицы? Нужен ли демон Максвелла, нужен ли Бог, чтобы разделить темные воды и создать все из ничего?

– Ты совсем с катушек съехала, Им?

– Возможно. Боже, Том, у меня в голове сейчас такой хаос, ты даже не представляешь. Просто кошмар. Надо бы не ляпнуть лишнего, следить за словами, и все контролировать, сортировать, иначе баланс нарушится.

– О чем ты говоришь? Я здесь. А ты… ты просто лишилась рассудка. Я требую, чтобы ты рассказала мне все как есть. Я люблю тебя, а ты говоришь мне, что у нас был ребенок? – Я уставился на нее, слушая срывающиеся с языка слова, а она смотрела на меня в ответ. – У нас был ребенок.

– Отем. Она умерла в утробе. Ее звали Отем.

– Господи.

Я опустил голову. Имоджен наблюдала за мной, но молчала.

– А теперь ты думаешь, что ты ангел.

– Тебе не нужно знать, что я думаю. Горькая правда и холодные факты могут только все испортить. Поверь, я очень хочу поговорить с тобой начистоту. Том. Посмотри на меня. Я так давно ни с кем говорила.

– Так говори.

– Не могу. Волна не распадется на частицы без свидетелей. А сейчас свидетель – это ты. Так что ты должен вести наблюдение. Как бы я хотела, чтобы ты крепко обнял меня, но, если обнимешь, я моментально расклеюсь, вывалю тебе все, наш разговор завершится и наступит конец.

– Не понимаю ни единого твоего слова.

– Ну же. Повествование теряется в хаосе и энтропии, а потом чудесным образом его спасает и структурирует в последних главах слаженный, наводящий порядок сюжетный поворот. Разве не это делают ангелы? – Она задумалась. – И демоны.