Демон на Явони

Так случается, когда одинаковое необычайное и не поддающееся оценке спящего в суете разума событие, постигается сразу несколькими человеками, осознание чего требует усилий и увлеченности, а главное записи сути в архивах памяти. Осознание чего-то великого и непостижимого ранее, по выходу из зала величия этого события, требуется тишина для впитывания гармонии, в которую коснувшаяся истина всегда приводит душу человека. В этот промежуток конечности с просвещенным остается способность распознавать, что есть норма в мире духов, а потом и умение общаться ни посредством звуков или жестов, но мыслей и взглядов. В то же время, сквозь их чувства пробиваются доказательства окружающей их природы, физического мира, реальности их собственной плоти, нуждающейся не только в духовном, но и вполне осязаемом, обоняемом, видимом.

Такое состояние сродни первому моменту появления на свет Божий ребенка из утробы матери, правда, тогда среда принимается, сначала, враждебной, пугающей, чуждой, хотя и рядом мама, и Ангел, и торжество жизни, в это время принимаемой, как дар необходимый, Божественный, о чем каждый рожденный обязательно забудет, хотя и случается, что некоторые святые проносят это через все жизнь.

Сейчас, это «рождение» включало все тоже, кроме враждебности, чуждости, опасения, мир виделся именно таким, каким был создан в те шесть дней первой недели своего сотворения, сомнений, в чем совершенно теперь не было! Этот вечер воспринимался, как сочетование[21] с отдыхом Бога в седьмой день, не праздностью, как думается многим, а отданием всех помыслов, дум и стремлений к Самому Создателю в благодарности ни за что-то отдельное, но за все, ибо все до мельчайшего осознанного ныне нюанса, воспринималось во спасение.

Не часто Никодим посещал этот бор, еще реже видел такое чудо, как сейчас и еще ни разу ни свидетельствовал такому преображению. Теперь, хоть и в радости, но он был растерян, ибо перестал понимать, кто же из этих людей избранник. «Михей» снова вернулся к нему, каким-то отяжелевшим и уставшим. За эти два дня они оба особенно утрудились, а и сегодня подходил тот день, когда нужно было приложиться к источнику жизни, вода из которого уже была набрана в кожаную флягу.

«Отшельник» сам, почувствовав не дюжую усталость, кивнул собаке в сторону рюкзака, но тот только широко зевнув, простонал и больше не пошевелился:

— Ну «Михей»…, такой день, такая у нас радость, а ты… Ну да отдыхай, я сам… — Обойдя костер с любующимися небом «новорожденными», он запустил руку в раскрытую горловину вещмешка, вынул мягкую кожаную емкость и с удивлением посмотрел на нее — она оказалась пуста:

— Ну вот старина, то ли выпил кто…, что вряд ли, то ли Господь, наконец, призовет к себе — слава Богу за все!.. «Михей», чуть приподнявшись, оттолкнулся одноименными лапами в сторону и перевернувшись на спину, пождал лапы. Так, бывало, когда он хотел выразить особенное удовлетворение.

— Ааа… Значит радуешься тоже!.. Пузо тебе почесать?… А ведь грустно их оставлять… Что с миром сталось. Когда я только заступал, бесятина только брала в свои руки управление страшными правами, а сейчас… — Пес забурчал и заворчал недовольно.

— Знаю, знаю, что всегда бывает такое, но всегда, кто-то да остается преданным Богу… Привык я…, чувствовать тяжелую ответственность, так и не веря, что один из них. Гордыня это, наверное, Господь управит… Недолго, недолго нам с тобой ждать то… Пойдешь со мной?… — Пес мотнул головой. На его большой морщинистой морде особо, как-то заблестели преданные глаза, он высунул большой, широкий язык и запыхтел. Никодим, присел на колени перед другом, начав чесать ему пузо, сжал губы и глубоко вздохнув, простонал:

— То-то…, что твоя душа, будь ты собакой, была бы смертна, но ты ведь, слава Богу, не просто собака, но только я об этом знаю… Так, как ты любят только Ангелы. Вымолил я тебя у Боженьки, прося показать хоть раз, вот он мне и пустил тебя…, маленьким, несмышленым увальнем… Помнишь? Из этого вот бора я выходил, и вдруг «тяв» да «тяв»… — кто-то тявкал, а видать то и не было… Сорок лет назад это было… Столько собаки не живут…, не всем далеко и людям такое выпадает… Пора вести их… дальше… — В ответ отозвалась неожиданная тишина, сквозь которую пробился еле слышный разговор двух людей.

Голос и интонации одного хорошо были знакомы «хранителю», второй модой, но отливавший интонациями ветхого зла, что идентифицировал Никодим интуитивно — человек и собака напрягшись. Закрыв глаза, «отшельник» застыл и начал перебирать губами. Постепенно перед ним исчезли его попутчики и проявились, вместо них, сидящие у костра двое мужчин. Лица их серые, изможденные, глаза, блестящие не от усталости, а не воплотившейся злобы и не сбывшихся планов. Тот, что помладше, но явно верховодивший, резко и зло бросил: