— Подойдя к Богу на шаг, как можно разувериться в Нем и пасть?! Но и тут Господь не корит, а спасет. Не видел я земли, потому что был в лодке, из которой вышедший апостол, не дойдя всего шага до Христа, потерял веру. Боже! Как же не потерять ее, не видя Твоего Лика, Отче?! — как ужасно почувствовать себя оставленным тобой!
Захар Ильич, не сразу нашел, что можно сказать, не мог и оценить увиденное, даже не столько увиденное, как свое отдаленное участие в кратком событии, перевернувшем всю историю человечества и мироустройства:
— Яяя… видел…, нет — я чувствовал боль Христа в каждой Его ране… и я понял, стоя невдалеке от Голгофы, что самая страшная и болезненная была в глубине. Он страдал не о Себе, Его большая боль, тогда еще в человеческом сердце, за тех, кто не смог и не сможет прийти в Его объятия и воспользоваться принесенной Им жертвой, вкусив не только надежду, но воплощение ее в своем спасении. Я не знаю, что теперь делать, ибо вся жизнь…, вся жизнь упрек самому себе, хотя и до сих пор сильно во мне чувство, что упрекнуть самого себя не в чем. Не знаю, что с этим делать, одно скажу — хочу быть рядом с Ним…, именно тогда и именно там!..
Настала очередь отца Олега. Лицо его, сверкавшее бесценными бриллиантами слез, излучало свет, конечно, какое-то по счету отражение, но того самого предвечного, что исходило от Самого Христа при его вознесении ко Отцу Небесному:
— Сорок дней…, сорок ночей Господь был среди камней и печаль о предстоящем не смутила Страдальца, в сердце Своем Он радовался ей! Искушал Его сам сатана, оставшись без победы над Сыном Божиим, возненавидел он все, чего коснулись ответы Христа, даже свои изощренность и самого себя. Отойдя, он не пал ниц, пред Тем, Кого более всего хотел видеть перед собой на коленях, но сотрясся от взгляда, который убьет его надежду — антихриста. Зло возбурлило в нем от осознания неизбежности скорого освобождения святых из ада и прежде всего первого, обольстившегося его коварным обманом Адама. Это освобождение души первочеловека — предвестие вечного падения, восставшего и поверженного архистратигом Михаилом первого из ангелов Денницы. Я видел свет от Лика Христа, и мой дух пал от моей греховности, потому как нет времени искупить… — Услышав исповедь о виденном последнего, Никодим и «Михей» переглянулись, осознав, кто избранник, и что теперь путь лежит к Игнач Кресту…
Подкрадывалось утро, восход светила не заставит себя ждать, нужно успеть встать перед источником света светов до первого луча. Кто знает, сколько идти до своего, и успеешь ли дойти до конца жизни. Кто-то сможет доползти по невероятно сложной, испещренной препятствиями, длинной стезе, а кто-то и несомый Самим Богом, умудрится вырваться перед самыми воротами Царствия Небесного, сорвавшись с лестницы в пропасть погибели.
Никодим шел по привычке, не выбирая путь, как и нужно ходить по Демянскому бору, а поднимая ногу, ставил ее на подставленный под нее Проведением Господним клочок земли. Уже занималась зарница, говоря ему, что приходит время, давно ожидаемое им. Он помнил такую же, чуть ли не кровавую, в день, когда ушли один за другим, те двое «отшельников», которых они с Прохором сменили сто лет назад. Как же тяжел был тот день от груза нависшей ответственности перед Самим Богом, и как легок сегодняшний в осознании скорого предстояния пред Ним…
Опушка, как и вчера с утра, когда он со Смыслов-ским, Олегом и «Михеем» ворвался на нее, неожиданно открыла для шестерых свои объятия. Подойдя к нескольким плотно стоявшим друг к другу деревьям, Никодим определил восток и встал к ним таким образом, чтобы солнце всходило через эту маленькую рощицу. Он застыл с закрытыми глазами, почувствовав, как подошел «Михей» и плотно прижавшись к нему, затянул, хотя, кому-то и могло показаться, что завыл, подхваченное человеком «Господи помилуй». Земля затряслась, подул жаркий ветер, первый луч, вырвавшийся из-за горизонта, скользнул по макушкам дерев и накрыл полянку. Все шестеро упали на колени, но не закрыли глаза. «Отшельник» смотрел, уже не мигая на крестообразную форму нестерпимого света, просвечивающуюся сквозь хвою древних елей, пока те не полыхнули, как купина перед пророком Моисеем. Языки пламени оторвались от вершков и поднявшись в высь с шумом опустились на присутствовавших. Вся опушка занялась зарницей восходящего солнца, мощь светового пучка, набрав за хвоей полноту, ударила лучами, охватившими всех шестерых, и так же неожиданно, как началось, все закончилось, оставив за собой аромат божественный трав, не имеющих аналогов на земле.
Бесполезно говорить, что испытывал каждый, до, вовремя и после. Через какое-то время, идентифицировав себя и место, где находились, они, встав в круг, смотрели, не веря глазам, ощупывая высокого белокурого великана, буквально помолодевшего за мгновение, вполне здорового и крепкого…
ПЛЕННИЦА