— Я вам скажу с полной откровенностью, что теперь я стал маньяком этой идеи. Мне нужен хороший объект. Мне нужно живое прекрасное женское тело и в нем сочувствующая моим желаниям воля. Я хочу дойти до этого обладания, борясь с инстинктом и с побуждениями этой хитрой предательницы-природы. Я получу подлинное обладание, минуя инстинкт. Обладание должно быть эстетико-эротическим. В нем созерцание и утонченные касания должны первенствовать. В мгновение величайшей напряженности страсти и жажды, в мучительном мгновении счастья и наслаждения — будет заключаться и высшее возможное удовлетворение. Бог эроса будет удовлетворен. Он бог линий, форм, красок, бог музыки и трепета… Ему нет дел до продолжения рода и этой несчастной телесной производительности. Для него любовь и эротизм — самоцель. Я тоже хочу достигнуть этого как, самоцели…
Глядя на Изу магнетически пристально и как бы излучая из своих глаз этот янтарный теплый хитрый огонек, Звягинцев поигрывал холодными бледными пальцами по скатерти стола, зажигая в гранях камней на своих перстнях целые радужные снопы вспыхивающего света.
— Что же будет делать ваш несчастный, как вы выражаетесь, «объект любви» и эстетических созерцаний во время этих самых ваших экспериментов? Я боюсь, что она умрет со скуки… Ну, не сердитесь, — Иза потянула за цепочку, которой обмотала руку Звягинцева, — ну, не сердитесь, милый поэт, — но, все-таки, объясните мне, как вы сделаете, чтобы и она приняла участие в этом времяпрепровождении… А?.. Чтобы она не умирала от скуки?..
— Это очень ясно, — Звягинцев коснулся пальцем руки Изы, та вздрогнула, прошептала:
— Какие у вас холодные пальцы…
Звягинцев не расслышал и продолжал:
— Это очень ясно. Ну, сами посудите, не ясно ли это?.. Вы разрешите, — обратился он одновременно ко мне и Изе, — некоторую вольность выражений?
— Господи! — воскликнула Иза. — Здесь, после всего, что мы видели!..
— И что мы еще увидим… — прибавил Сенцов.
— Ну, так вот. Я хочу сказать, что если мужчина, который хоть немного затронул ваше воображение, будет с таким восторгом смотреть на вас, на вашу наготу, на каждую линию тела, если от вас будет исходить эта энергия восторга и трепета, то, поверьте, вы будете самой непосредственной участницей этой маленькой любовной мистерии…
Вы будете себя чувствовать деятельной героиней ее и вам некогда будет скучать.
Иза склонила, как бы задумавшись, голову набок и медленно ответила:
— Пожалуй, вы и правы…
Лакеи подавали кофе, ликеры, принесли свежие букеты цветов в длинных вазах. Откуда-то донеслись заглушенные струнные аккорды и тихий странный хор, в котором звучали какие-то задорные возбуждающие трезвучия и производили то же впечатление паузы, за которыми следовало повторение трезвучия и новая пауза.
Иза, с бокалом в руке, который она подносила ко рту, замерла, прислушиваясь к этим хорам.
— Что это?..
Звягинцев, снова касаясь пальцем ее руки, ответил:
— Это сигнал к последним действиям… Пойдемте…
Он встал. Его рука была опутана золотой цепочкой Изы. Он потянул ее за собой.
— Вот видите, — сказала Иза, — придется вам следовать теперь за мной.
Звягинцев поднес ее руку к своим выхоленным усам и долго не отрывал от губ ее пальцев.
— Но сейчас вам пришлось сделать шаг за мной. Это предзнаменование. Впрочем, я готов следовать всем велениям моей судьбы.
Лакеи исчезли. Мы вышли из красного кабинета в коридор и снова отправились по глубокому ковру вперед, бесшумным шествием, освещаемым огнями ламп по стенам. У одной двери Звягинцев и Сенцов остановились.
— Здесь. Я должен приготовить вас, Иза Петровна, к тому, что вы увидите нечто очень экстравагантное и в достаточной мере неприличное…
— Без предисловий, — ответила Иза. — У меня кружится голова от вина и я равнодушна к вашим ужасам…
Сенцов постучал условленным стуком в дверь и она распахнулась. За широкими портьерами слышалась тихая ритмичная музыка и двигался смутный калейдоскоп людей. Звягинцев раздвинул портьеры. Мы вошли и стали у дверей. По нашему адресу послышались крики и приветствия. Я всматривался с ужасом и волнением. Я почувствовал головокружение и сильнейшее отвращение к этому зрелищу человеческого цинического безумства.
Это было круговое шествие…………..………..С венками и цветами на головах, бокалами вина в руках они двигались под звуки скрытого оркестра и скрытого хора……………..…………………..Вид наготы и какого-то широкого безудержного цинизма, вероятно, подействовал на Изу. Закрыв глаза, она издала какой-то блаженный пьяный стон и приложила руку к груди. Из ее задрожавшего бокала полилось вино и залило борт сюртука Звягинцева.
Он вытер капли платком, внимательно вглядываясь в упоенье, разлившееся по лицу Изы.
Я наклонился к ее уху и резким шепотом произнес:
— С меня довольно этой человеческой мерзости. Я ухожу. Если хочешь, я тебя оставлю.
Она сжала сильно мои пальцы:
— Не смей уходить. Ты должен быть здесь с нами. Не будь таким жалким червяком. Здесь хорошо…
Звягинцев и Сенцов ловким движением выдвинули нас и вышли сами за дверь в коридор. Стоя перед снова закрывшейся дверью, я исступленно крикнул: