— Не серди меня! — зло, раздраженно оборвал его незнакомец. — Ты прекрасно знаешь, про какой кинжал я говорю!
И тут Штандартен почувствовал неожиданный прилив сил.
— Понятия не имею, о чем ты! — отрезал он решительно. — Не знаю никакого кинжала!
— Вот как? — В голосе незнакомца зазвучало плохо скрытое удивление, он напрягся, и Штандартен почувствовал это напряжение спиной. В ту же секунду он резко пригнулся, поднырнул под руку с пистолетом и, стремительно развернувшись, нанес удар туда, где, по его расчетам, находилась голова незнакомца…
Однако его расчет оказался неверен, или незнакомец успел вовремя отпрянуть. Во всяком случае, удар пришелся в пустоту, и Штандартен потерял равновесие. Он только было перенес вес тела на левую ногу и хотел выпрямиться, как страшный удар отбросил его к стене, и в глазах Штандартена потемнело.
Вскоре он пришел в себя от боли.
Болела голова — ну, это понятно после такого удара. Но почему-то очень болели запястья рук и щиколотки ног.
Штандартен застонал, пошевелился и открыл глаза.
Он находился все там же, в своей комнате, только теперь он сидел в своем любимом кресле. В том самом кресле со свастикой на спинке. Впрочем, на этом приятные моменты заканчивались.
Руки и ноги Штандартена были крепко привязаны соответственно к подлокотникам и ножкам кресла кусками электрического провода. Поэтому-то так болели запястья и щиколотки!
Штандартен попробовал оглядеться, насколько ему позволяли связанные руки и ноги.
Если он надеялся увидеть безжалостного незнакомца, то это ему не удалось. Того не было в поле зрения.
Впрочем, он быстро выдал свое положение.
Как и прежде, холодный презрительный голос донесся из-за спины Штандартена, из-за спинки кресла:
— Ну что, теперь ты будешь вести себя умнее?
— Чего тебе надо, сволочь? — осведомился Штандартен, с трудом разлепив пересохшие губы.
— Ты знаешь чего. Мне нужен кинжал.
— Не знаю никакого кинжала! — ответил Штандартен с удивившим его самого упорством.
— Ответ неверный! — отозвался из-за спины мучитель. — Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю. Здесь его нет, я обыскал твою конуру. Тебя я тоже обыскал, пока ты был без сознания. Так куда же ты его дел? Неужели продал кому-то?
— Продал. — Штандартен поспешно ухватился за эту подсказку, почувствовав, что она может его спасти. — Я продал его Славику… точнее, отдал ему за долги…
Идея была блестящая: если этот чокнутый гастролер (а это наверняка гастролер) попытается наехать на Славика — дни его сочтены: Славик шутить не любит. А он, Штандартен, будет спасен…
Идея, может быть, и впрямь казалась неплоха, однако она не сработала.
— Не верю, — проговорил незнакомец. — Ты ни за что не отдал бы кинжал. Не такая это вещь, чтобы вот так запросто ее отдать, даже за большие долги. Попробуй еще раз, может быть, ты придумаешь что-нибудь более достоверное!
— Я ничего не придумываю! — уперся Штандартен. — Я сказал правду. Кинжал у Славика.
— Значит, не хочешь говорить! — Незнакомец вздохнул. — Что ж, придется поступить по-другому…
За спиной Штандартена раздался какой-то шорох, лязганье, сухой щелчок, как будто отломили сухую ветку.
«Пытать будет… — подумал Штандартен тоскливо. — Нет, не посмеет… мы все же в городе, за стеной живут люди…»
Но незнакомец, кажется, задумал что-то другое. Он закатал правый рукав Штандартена, перетянул руку резиновым жгутом и неожиданно вонзил в набухшую вену иглу шприца.
— Герыч, что ли? — пробормотал Штандартен, почувствовав расходящееся по телу тепло.
Он не употреблял героин, считал это забавой для дураков и неудачников, причем опасной забавой. Не раз ему случалось видеть исколотые руки законченных героинщиков, на которых не было живого места. Не раз случалось видеть людей, умерших или впавших в кому от передоза. Кокаин казался ему куда безопаснее и благороднее, он казался наркотиком богатых и знаменитых, наркотиком успешных и процветающих людей. Но, в конце концов, подумал Штандартен, от одного укола ничего страшного с ним не случится. Даже забавно попробовать эту разновидность «дури»…
Но тут вдруг ему неожиданно захотелось говорить, говорить все подряд, бессвязно и безостановочно.
— Кинжал ты захотел!.. — проговорил Штандартен заплетающимся языком. — А вот хрен тебе! Нет у меня кинжала, я его Сереге Куницыну отнес, чтобы он с ним разобрался, а Серега, козел, еще кому-то отдал…
«Что же я делаю? — испуганно зазвучал в голове Штандартена внутренний голос. — Зачем же я все это рассказываю?..»
Однако язык жил своей собственной, отдельной жизнью, он продолжал свою исповедь:
— Серега отдал кинжал какому-то спецу в этом музее… как его…
— В каком музее? — осведомился незнакомец совершенно спокойно.
«Молчи! — кричал внутренний голос. — Не говори ему хотя бы этого!»
Но язык Штандартена не унимался.
— Ну, в этом… который на Неве… ну, в Эрмитаже…
— В Эрмитаже, — удовлетворенно проговорил незнакомец. — Очень хорошо. А кому он его там отдал? Хотя бы в каком отделе?
— Не знаю, — честно ответил Штандартен. — Серега, сволочь, не сказал… я его спрашивал, а он, собака, умер…