Вначале Артём подумал, что она соблазняет его и это всё, что ей было нужно, но очень быстро понял, как ошибался. Она действительно вошла в него, он почувствовал её внутри себя, как обжигающее пламя страсти. В первые секунды это безумное ощущение захватило его, обволокло своей пьянящей сладостью, а потом началась эта нескончаемая пытка. В голове Артёма стали всплывать картинки его любовных похождений, одна за другой, как бегущие кадры киноплёнки, все его бывшие женщины – беленькие, тёмненькие, рыженькие, худенькие и не очень, с которыми он когда-то был близок, вновь возвращались в его чувства. Потом кадры остановились, и он сам оказался в одной из картинок, всё повторялось вновь в самых малейших интимных подробностях, в тех же самых ощущениях близости с её бесстыдными играми вседозволенности. Едва заканчивалась одна сцена, тут же начиналась другая, менялись декорации, его партнёрши, но страсть оставалась страстью, она всё сильнее затягивала его в этот сладкий безрассудный омут и не желала выпускать обратно. Но с каждой новой близостью на Артёма буквально сваливалась опустошённость, его чувства словно выгорали, становились безвкусными и неживыми. Ему невыносимо захотелось остановить всё это, но Агнис не отпускала его. И только ранним утром Артём понял, что она ушла. У него совершенно не осталось сил, ему казалось, что его душа вместе с чувствами обуглены и тлеют, как почерневшие головёшки. Почти сутки Артём провалялся в постели, трижды просыпаясь от ощущения, что его кровать горит, после обеда он даже выбежал на улицу, спасаясь от огня. Его увидел проходивший мимо Михаил и не удержался от назидательной реплики:
– Артёмка ты чё голышом сигаешь, простынешь же! Стряслось что?
– Всё нормально, дядя Миша, заслонку в печке рано закрыл, чуть не угорел во сне.
– А-а… ты аккуратней с этим, с этим не балуют. Порыбалить вечерком не желаешь? Я уж и снасти собрал.
– Нет, дядя Миша, сегодня без меня, ночью бессонница достала, сейчас, как кукла ватная… пойду досыпать.
– Рано тебе, Артёмка, бессонницей маяться, в твои-то годы я с девкой горячей до утра любился, а утром, как штык на работу.
– Э-э, только не про девок, дядя Миша, сыт я ими. Лучше посплю.
– Ну лады, сынок, добирай, – благословил его Михаил.
Артём вернулся в дом и снова свалился на кровать. Проснулся он поздней ночью ближе к утру, последнее, что он помнил – это лицо Даши, она с сочувствием глядела на него, но ничего не говорила. Артёму даже показалось, что она всё про него знает, и от этого ему стало ещё противнее.
«Ну, конечно, если не знала, то папочка просветил, он про меня уже наслышан, Викентий стуканул по-дружески. Да и зачем нормальной девчонке такой, как я… хм, меня теперь на километр к ней не подпустят, видел, как у Подорожного желваки заходили после моих откровений, это он так для публики в плюрализм ударился, а за пазухой-то камушек держит, супостат… И что дальше? Когда теперь ждать эту пламенную даму? Видно, в моих невинных забавах она нашла себе лакомый кусочек. А что… кормёжка, что надо, наелась досыта моими шалостями и свалила! Только меня выпотрошила до самых пяток… н-да, ещё парочка таких свиданий с этой особой и всё, меня можно бальзамировать или на крайняк соломой набить, сойду вместо чучела… Вот умора будет! Дяденька Подорожный скажет: «Добре, парень, вот ты и нашёл свой последний приют», а Дашка из жалости повяжет на мою соломенную шею розовую ленточку и пустит невинную слезу. Тьфу-ты! О чём это я? Что-то у меня явно с головой… Не загреметь бы мне самому в этот милый дом скорби в качестве пациента», – мелькали его воспалённой голове мысли.
Через пару дней он вошёл в норму, но всё равно с тревожным сердцем ждал следующей встречи с Агнис. Она не позволяла ему расслабиться даже на час, постоянно напоминая о себе назойливыми фрагментами той выжигающей душу ночи. Агнис появилась снова спустя неделю после первого посещения Артёма, в этот раз она пришла хозяйкой, не принимающей никаких возражений. Насмешливый взгляд победительницы не оставлял ему сомнений на её снисхождение. Ещё он заметил, что Агнис изменилась, её кожа приняла нежно-розовый цвет, а в волосах стало больше жёлтых оттенков.
– Ты всё хорошеешь, – не удержался от иронии Артём.
– Всё благодаря тебе, мой милый, – в том же тоне ответила она. – И ты поможешь мне стать ещё краше, хотя мою истинную красоту ты вряд ли увидишь.
– Это ещё почему? – насторожился он.
– Ты впустил в себя демона поющего пламени, и его нельзя остановить пока он не возьмёт всё, что ему нужно. А ослепшему и увядшему не дано видеть чужую красоту.
– И что тебе нужно, мои страсти? – как можно спокойнее спросил Артём.
– Твои страсти лишь топливо для новой моей песни и пока я не подберу ей другую тональность, ты будешь питать мои чувства. И ещё мне нужна более стойкая форма, твои расплавленные страсти я волью в свой жизненный сосуд, и они оживят моё новое тело.
По её решительным глазам было видно, что для своих целей она готова выжечь его нутро дотла, оставив там лишь безжизненный серый пепел.
– А если я буду сопротивляться, – сказал Артём.