Демон-помощник и заколдованная комната

– Ой, мамо, не стращайте, я же все интеллигентно говорю. Вы чего меня приволокли сюда, к этому попу-недоучке? Он же сделать ничего не сможет. А еще говорили – поехали в деревню, воздухом подышим. Знаете, почему она меня сюда притащила? Я ейному младенчику глазки пыталась выковырять. Жаль, поймали меня рано, – она снова загоготала.

– Не ребенок, а золото, – усмехнулась я.

– Поп, ты ведьму зачем притащил? Тетя, ты чего умеешь? Ты кто по жизни?

– А ты кто? Как тебя зовут? – поинтересовалась я.

– Я девочка Светочка, принцесса и мамина лапочка, – пробасил ребенок.

– Ну, покажись, – попросила я.

– Шиш тебе, а не монашек в баню, – захохотала Светочка.

На мгновение я увидела свинячий пятачок. Вышли из комнаты с батюшкой.

– Чего делать будем? – прошептал он.

– Я не знаю, я же просто посмотреть пришла. Чему вас там учили? Пробуйте, – пожала я плечами.

– Их переселить надо куда-нибудь, – сказал он.

– К себе не возьму, мне такого не нать. Ищите добровольцев среди своих прихожанок.

Я развернулась и вышла на улицу. Пусть теперь батюшка сам попробует, поработает, мозгами раскинет. Вон у него наставник есть, пускай звонит и спрашивает.

Почти получилось

Долго батюшка бегал по поселку, все пытался пристроить маму с бесноватой девочкой. Вот только брать их никто не хотел на постой. Попросил у бабульки не выгонять их до вечера, дескать, попробует на службе от нечисти ребенка избавить. На том они и договорились.

Любопытно мне было, как же Николай будет изгонять беса из ребенка, пошла на службу. Он их поставил в первый ряд, а сам молитвы читает. Заплакала девочка, заскулила, да так жалобно, словно маленький щеночек. Зашикали бабки, начали мать в бок пихать, дескать, выведи ребенка из храма, не мешай. Батюшка посмотрел на прихожанок внимательно, они и замолчали. Дальше псалмы стал читать.

Чувствую, рядом со мной кто-то встал, голову повернула, Шелби стоит уже в нормальном человеческом виде. Смотрит на все и улыбается. Верещит девочка, кричит дурным голосом, воет, матерится, трясется вся. Как святая вода на нее попадает, так и плеваться начинает и рычать.

Служба закончилась, большая часть народа из храма вышла. Остались несколько человек, девочка с мамой да мы с бесом. Николай читать стал свою книжицу да кадилом махать, а потом святой водой Светочку поливать. Булькает ребенок, кулаком ударить пытается батюшку. Он ее хвать за голову, в глаза смотрит и читает молитвы. Поморщился Томас, отошел чуть дальше от действа.

Ребенок весь мокрый от святой воды, от нее пар идет, а бес в ней держится, не уходит, то песни поет, то матерится, то плюется. Заговорила девочка на каком-то языке, быстро-быстро. Одна из прихожанок-бабулек и осела на пол, плохо ей стало. Кинулись ее поднимать, но батюшка не остановился, читать продолжил.

– Уйди, ненавижу тебя, – орет ребенок.

Заплакала.

– Мамочка, я же люблю тебя, ты зачем меня сюда привела, мне же плохо, ручки болят и ножки болят, не буду я больше Ярику глазки выковыривать. Прости меня, мамочка, – бухнулась девочка на колени и стала целовать материны ноги.

Мать наклонилась ее поднимать, на ножки ставить, а она не стоит, заваливается, плачет, рыдает, умоляет.

– Вот же ты поп неугомонный, да уйду, я уйду, – прорычал ребенок.

Снова упала на пол, покаталась по полу и затихла. Дочитал молитву Николай, побрызгал девочку святой водой, помазал лоб елеем и выдохнул. Подняли ребенка с пола и вывели из церкви. Вышли и мы вдвоем с Томасом.

– Хорошо, но мало, – сказал бес.

– В смысле?

– Да не прогнал он его, так и сидит он в девчонке, только притаился, глубже ушел, корни свои решил в нее пустить, остаться навсегда. Сама, что ли, не видела, что из нее никто не вышел? А говорить все мы мастаки, что люди, что бесы. Девочка его сама отпускать не хочет. Ребенка кто-нибудь спросил, хочет она от него избавиться или нет?

– Почему не хочет? – удивилась я.

– Тогда внимания к ней никакого не будет. Разве не слышала, как она говорила про младенца? Там еще один ребенок в семье родился, а она старшая, да до десяти лет единственная. А тут еще кто-то народился, все на себя перетянул. Вот она беса этого к себе и притянула, и расставаться с ним не хочет.

– А ты его выдернуть можешь?

– Пока могу, только вот не после отчитки, зарылся он глубоко. Дергать будешь, и повредить можно сосуд. Только есть одно «но», я этого выдерну, а на его место другой придет, а может быть, не один. Я же говорил, что ей он нужен для привлечения внимания. Нравится ей вместе с ним ходить.

– А ты теперь и в церковь заходить можешь? – удивилась я.

– Я и раньше мог, и другие сущи могут. Народ же всякий сюда приходит. В церковь приходят явно не от хорошей жизни. Сейчас свобода, можно ходить, а можно и не ходить. Не нужно верить в исключительность церкви, это просто место, а особенным его делают не иконы, а приходящие сюда люди, верующие, сам священник, служки.

– Хорошо выглядишь, как прежде. Восстановился? – оглядела я франтоватого Томаса.

– Да, – расплылся он в улыбке. – Войду в полную силу и навещу нашего колдунишку.

– Не боишься снова в ловушку попасть?