Демон пустоты

Она вернула мне перо, ласково и мимолетно пробежала ладошкой по моим волосам – и помчалась прочь, сверкая низкими каблуками из-под длинного платья. Сира, безгрешная дева, наверняка ведомая стыдом и виной, ощущением едва не совершенной ошибки, – всеми теми чувствами, которых я с удовольствием лишился вместе с душой. Ангелы ее простят, они любят сложные натуры, борющиеся со своими пороками день за днем. Какая-то часть внутри хотела увидеть ее снова, но таким, как она, лучше не приходить в район торчков и шлюх. Каждому свое место, каждому свое дело. Я со своим сегодня не справился, но вряд ли слуги дьявола должны быть безупречны. Никто от нас такого не ждет.

Скажу честно: лучший способ добиться того, чего вы хотите, от молодых идеалистов – запретить им это делать. Но обратное тоже работает: если собрался отговорить их от чего-то, то навязывай изо всех сил, делая вид, что это единственно возможный выход. Они сразу призадумаются, так ли эта сделка хороша. Договор я предложил, перо дал, меня не в чем винить. Хотя кого я обманываю?.. Свалю сумбур в голове на божественное вмешательство, которое хуже проказы, хотя еще лет сто торговли душами мне светит, без всяких сомнений.

Я купил выпивку и вернулся в свою конуру. До середины ночи оставалась пара часов, которые я собирался посвятить пьянству. Бестолковая девчонка…

«Я умру за тебя!» – говорит один. «Я пожертвую собой ради тебя!» – кричит другая. Все куда-то торопятся, как будто и без того не окажутся в могиле несколько десятилетий спустя. Зачем, спотыкаясь, бежать туда, куда и так вскоре попадешь? Хочется остановить их, чтобы не сгорали, словно мотыльки, без всякого смысла, ведь стоит им через пару лет взглянуть на человека, из-за которого сыр-бор, – и они даже не поймут, чем были очарованы, а идеалы и идеи, которые сегодня кажутся такими верными, очень скоро потеряют весь шарм. Но нет, каждому хочется застыть в совершенстве, совершить поступок, который впечатает жалкую букашку в вечность.

Мне проще, я не подросток, а Сиру вряд ли еще увижу, поэтому я как следует глотнул из стакана. Внутри горело желание противопоставить себя чему-то неизмеримому, чему-то по-настоящему могущественному. Выйти с пистолетом против гигантской армии, сразиться с титанами, которые могут раздавить в лепешку одним вздохом, и желание казалось неподдельным, а сила – бесконечной.

Часы пробили полночь, и я сразу ощутил знакомый смрад за спиной.

– Я ждал тебя, господин. О, я был сегодня чертовски плохим парнем…

Ноябрь 2018 года

МОСТ

Мост.

Визг тормозов.

Вопль, резко заглохнувший, словно на голову кричавшего надели мешок, а потом – только вязкая темнота, размазанная по стальным ребрам.

Тьма бывает абсолютной, непроницаемой для глаз, а бывает какой-то неприятно-хищной, поблескивающей дождем, словно черный клей. Темнота впереди была как раз такой – чем сильнее приглядываешься, тем больше кажется, что она состоит из слоев, сгустков, черных кусков чего-то.

– Все, конец. – Курт прищурился, но отсюда все равно ничего не разглядеть. – Еще один труп.

Мост молчал. Я только потерла глаза кулаком. Они зудели и слезились – то ли от дождя, то ли от того, что я опять целый день просидела в Среде. Курту все равно – у него импланты, он может приближать картинку, удалять, очищать изображение от помех и пользоваться инфракрасным зрением, а мне остается только всматриваться в размытые очертания моста и гадать, что там творится.

Мост – чернильное пятно, изменяющее контур, в котором можно увидеть торчащие ребра, темные полосы или сумеречное, сотканное из синевы и тумана, лицо. Да что угодно можно увидеть, особенно сегодня, – тучи так и мчатся, задевая верхушку моста дырявыми животами. Темная вода под костлявым остовом отражает их точь-в-точь, поэтому небо сливается в одно целое с бурлящей от ветра рекой, а разделяет их только недостроенное сооружение. Словно подпирает, чтобы тучи не рухнули на землю и не закутали в рваные клочья весь город.

Жутковато. Как будто только что по мокрой дороге за высоченной решеткой переплетшейся арматуры не ехала машина, будто бы не ползли огни фар, которые я еще могла рассмотреть. Раз – и нет, и тихо, как в могиле.

– Я устала, – пожаловалась я, поджав ноги под промокший плащ.

– Подожди, крысеныш. – Курт стиснул мое плечо и отпустил, подползая поближе к верху пригорка, за которым мы прятались. – Проход, который проделали эти кретины, открыт. Завтра охрана его закроет, но сейчас можно пробраться.

Курт всегда называл меня какими-то смешными прозвищами. Кому-нибудь другому я бы залепила в глаз за такие слова – ну сами подумайте, кому понравится, если его обзовут крысенышем? Но он говорил это так, что звучало ласково, совсем не обидно. Может, это было название какого-нибудь проекта, героя из игры или из новостей, но я не припоминала – после Среды у меня началась фрагментация памяти, так что иногда казалось, что я вот-вот что-нибудь вспомню, но на самой границе все срывалось.