Полагая, что ему нечего больше добавить, посол снова преклонил колено и, как требовал этого этикет, запрещающий поворачиваться спиной к папе, стал отступать спиной к двери. Вместо того чтобы проводить его, кардинал Детутвилль занял место у трона, где только что стоял Филипп, словно не замечая сильного гнева, овладевшего папой.
– У вас есть еще что-нибудь добавить? – спросил Сикст IV.
– Действительно. И я прошу извинить меня, ведь ваше преосвященство слишком справедливо и слишком заботится о добре христиан. Поэтому я отниму у него время, проинформировав его о факте, возможно, и не очень значительном, но к которому я все же хотел бы привлечь его внимание.
– Какому?
– Речь идет о донне Фьоре Бельтрами, которую ваше святейшество соединило три месяца назад по всем церковным правилам с молодым Карло дель Пацци.
Лицо Сикста побагровело.
– Мы не любим говорить на эту тему, и вам, нашему брату во Христе, это известно. Эта женщина отплатила нам самой черной неблагодарностью за ту доброту, которой мы осыпали ее. В чем она еще провинилась?
– Ни в чем, святой отец, абсолютно ни в чем, – ответил Детутвилль, – но было бы разумным довести до сведения государственной канцелярии, что ей следует аннулировать это замужество и даже совсем вычеркнуть его из регистров.
– Вычеркнуть? – Казалось, папу сейчас хватит удар. – Это почему? Брак, который мы лично освятили в нашей личной капелле и в вашем присутствии, кардинал? Если бы что-то помешало этому союзу, что бы вы тогда сказали мне?
– Я был в полном неведении, святой отец, и ваше святейшество само бы отказалось даже от мысли освятить подобный союз, если...
– Если что? Хватит ходить вокруг да около, заклинаю вас всеми святыми!
– Если бы его святейшество знало, что эта молодая женщина не являлась вдовой, как мы считали... и как она сама себя считала.
– Что?!
Коммин собрался нанести последний удар, наслаждаясь этим мгновением.
– Это абсолютная правда, святой отец. Граф Филипп де Селонже, приговоренный к смертной казни, действительно поднялся на эшафот в Дижоне, но спустился с него целым и невредимым, потому что король помиловал его в самый последний момент.
Наступило тяжелое молчание, нарушаемое только щебетанием птиц в золотом вольере соседнего зала. Папа глубоко вздохнул:
– А она? Где она находится в настоящий момент?
– Насколько мне известно, на пути во Францию, святой отец.
И откланявшись в последний раз, Коммин покинул зал.
Часть II
Дороги, ведущие в никуда
Глава 1
Разговор под вишней
Несколько недель спустя, на закате дня, Мортимер покинул Фьору и Хатун у старой дороги, обсаженной высокими, тенистыми дубами.
– Ну вот вы почти и добрались, – весело сказал Мортимер. – Вам больше не нужен проводник, чтобы разыскать свой дом.
– Вы могли бы заехать к нам освежиться, – предложила Фьора. – Ведь дорога была такая длинная, да и день стоял такой жаркий.
– Благодарю, но я найду все необходимое в Плесси. С вашего разрешения я приду к вам поприветствовать госпожу Леонарду и посмотреть, насколько подрос ваш сын.
Сердце Фьоры забилось сильнее при упоминании о любимой гувернантке и маленьком сыне.
В ее памяти Филипп остался крошечным младенцем, которого было так приятно держать на руках. И вот ему будет уже скоро год, и она не видела, как он рос это время. Она не видела его первой улыбки, а когда он заболевал, это не она склонялась над его колыбелью и проводила с ним бессонные ночи. «Конечно, он посмотрит на меня как на чужую», – подумала Фьора со страхом, приближаясь к своему дому.
Наконец они миновали монастырь, окруженный деревьями, и увидели красивый дом с прелестным садиком. Хатун даже захлопала в ладоши, очарованная открывшимся видом. Вокруг было много цветов, они поднимались до террасы, а потом снова спускались, образуя сказочный ковер. В глубине сада протекала Луара, блестя под жарким солнцем. Пахло скошенной травой и цветами.
– Как здесь красиво! – воскликнула Хатун. – Но, кажется, в доме никого нет.
Словно в ответ на ее слова, из глубины сада раздался свист. Кто-то приближался к ним, насвистывая старинное рондо. Потом из-за куста кирказона вышел молодой человек, неся на плече малыша, который смеялся и держал его за руку. Лошадь под Хатун заржала, и молодой человек посмотрел в их сторону. Он остановился как вкопанный, его глаза изумленно округлились.
– Ну что же, Флоран, – сказала с улыбкой Фьора, – вы не узнаете меня?
Когда первое удивление прошло, молодой человек закричал во все горло:
– Донна Леонарда, Перонелла! Этьен! Быстро идите сюда! Наша госпожа вернулась!
По-видимому, его никто не услышал. Тогда Флоран передал ребенка Фьоре и побежал к замку, громко крича:
– Наша хозяйка вернулась! Наша хозяйка вернулась!
Весь этот шум очень не понравился юному Филиппу, который начал протестовать. Он сморщил носик и готов был зареветь.
– Боже мой! – огорчилась Фьора. – Да он боится меня!
Она боялась прижать сына к себе, и хотя ей очень хотелось расцеловать его личико, его темные шелковистые кудряшки...