К стыду своему, Виталик не помнил имя этого классика. И даже не понял, о чем речь. Не потому, что был тупым, а потому, что читал другие книги. А еще потому, что у него в жизни были другие приоритеты. В конце концов, у него у самого была когда-то несчастливая семья, и ему казалось, что другого такого несчастья в мире быть не может. Может, и прав был неизвестный ему классик, утверждая, что каждый несчастен по-своему.
— Потому что несчастливая семья — это всегда боль, всегда одиночество, всегда пустота, — продолжила Ирина, входя в кабину лифта.
— Согласен, — кивнул он после паузы, тут же вспомнив о себе. И глуховатым голосом закончил: — Это всегда боль. Всегда одиночество.
Глава 4
Зачем ему вообще был нужен отпуск? Да еще в конце ноября? Чем он мог заняться, интересно, в такое благодатное, по словам руководства, время? Позагорать на берегу местного водоема, порыбачить там же? Обалдеть как заманчиво.
— Сейчас тебе, Макаров, самое время для отдыха в такую лягушачью погоду, — убеждал его зам по кадрам, скупо улыбаясь. — В такую погоду даже уровень преступности снижается по статистике. Разве не так? Ты согласен?
Он в ответ молчал. Он согласен не был. Потому что ноябрь хорошим временем для отдыха не считал. И преступникам без разницы, когда гадить, в какое время года. Но возражать не стал: кто он такой, чтобы оспаривать решение руководства? Рядовой майор рядового отдела внутренних дел. Да и плюсик один крохотный имелся в сдвинутом на месяцы отпускном графике — он сможет новогоднюю ночь дома провести. Возникал только вопрос, с кем? И вопрос был серьезным, поскольку он больше трех лет жил один после развода. Знакомых было много, но…
Но две из них имели семьи и, соответственно, мужей. И значит, в новогоднюю ночь будут с семьями. А еще две знакомые отчаянно хотели отволочь его в ЗАГС. И если он пригласит кого-то из них к себе встретить Новый год, то и та, и другая тут же сочтут это хорошим предзнаменованием и потом целый год станут требовать кольца и предложения.
Он категорически не согласен!
Ладно, больше месяца впереди, определится с выбором.
Макаров со вздохом оглядел гомонящих посетителей торгово-развлекательного центра.
Народу-то, народу! Гул как в улье. Неужели всем что-то непременно надо купить? Много ведь и просто праздношатающихся. Он, едва переступив порог, с дюжину насчитал. И машинально отнес их к списку потенциальных правонарушителей. Здесь вообще, если внимательнее присмотреться, две трети были его клиентами. Кто по чужим сумкам и кошелькам глазами стрелял, кто откровенно хамил продавцам, кто задирался с посетителями. Двое повздорили из-за освободившегося места в кафе быстрого питания. Не оскорбляли друг друга, нет, но недружелюбно косились. Это Макарову не нравилось. Он считал, что с неприязни о-о-очень многое может начаться.
Заметив вывеску отдела мужских костюмов, он со вздохом направился туда.
Выбирать себе одежду он терпеть не мог. Когда жил с женой, этим всегда занималась она. Безошибочно угадывала даже размер обуви. Он послушно надевал, потом на службе отшучивался, когда раздавались завистливые вопросы.
Ну не летал он на выходные в Италию и в Париже на неделе высокой моды не был!
После развода все изменилось. Жена многие вещи, которые ему откуда-то добывала, забрала с собой. Зачем? Ответа не было. От ненависти, наверное. Они сложно расставались.
Макаров носил то, что осталось. Покупал обновки редко. За три года почти никогда. И ему было плевать, если честно. Но когда поймал на себе оценивающий взгляд той дамочки, что слетела на машине с дороги на его глазах, и уловил ее пренебрежительный вздох, сделалось неприятно. Потом явилась за ней ее подруга, и стало только хуже. Высокая, худая дама, сексуальная, с удивительно красивым лицом, оглядела его точно так же и точно так же вздохнула. Вернувшись домой, он долго стоял, не снимая куртку и «дутики», перед зеркалом. Долго себя рассматривал, пытаясь понять, что не так.
Когда понял, загрустил. Он в этом наряде выглядит как пенсионер дядя Коля с первого этажа. И «дутики» такие же. Такая же непонятного цвета длинная куртка. Или почти такая же. Надо бы изменить ситуацию. Времени в отпуске много. Деньги есть. Он пообещал себе и тут же почти забыл. На пару недель забыл. А потом позвонила дочь. И сообщила, что желает его познакомить со своим женихом.
— Женихо-оом? — протянул Макаров насмешливо, будто дочери не было девятнадцать и она никакого права не имела на личную жизнь. — Интересно, интересно.
— Папа, прекрати, — устало вздохнула Василиса. — Вы со своим разводом и так мне всю жизнь испортили. Давай хотя бы сейчас…
Она хотела сказать: «останешься человеком». Но не сказала. Но должна была. Так говорила ее мать при расставании. Она почему-то считала, что он сволочь. Беспринципная, гадкая сволочь. Дочка что же, по умолчанию тоже так считала?
Сделалось обидно. Это он счел несправедливым.
— Где и когда я должен быть? — деловито отозвался он, проглотив обиду.