Демон – тоже человек. Сборник рассказов

– Я накрою тебя тёплым стёганым одеялом, мягким лоскутным покрывалом, красивым гобеленом с оленями – и ты согреешься, ты успокоишься, ты заснёшь.

Её голосом можно было усыплять больных перед операцией.

– Ты так долго не спала. Ты так исхудала – тебя совсем не кормят, о тебе никто не заботится. Я вижу глубокие тени под твоими глазами. Ты плохо спишь, деточка моя?

Её голосом можно было снимать боль и останавливать кровь.

– Тебе больно, солнышко моё? Сейчас бабушка подует и больно не будет, больше никогда не будет. Будет сухо, тепло, темно, уютно. Ты заснёшь.

Старуха втянула воздух, раздулась под кружевной ночнушкой тощая грудь, обтянутая сморщенной кожей в пигментных пятнах. Если она подует, я засну и не проснусь. Со страшным криком я потащил руку, связанную её тряпками: маленькую детскую ручку с припухлостями и перетяжечками. Я рвал ткань, а ткань разрывала мне кожу. Мне было больно, невыносимо больно, но боль намного лучше смерти. Боль проходит, а смерть нет.

Я вцепился старухе в шею так же, как она держала мою, и с силой, которой нет у трёхлетней девочки, но есть у меня, упёрся ногами во впалый живот. С испуганно разинутым ртом, хватая воздух, который не проходил сквозь пережатое горло, старуха пролетела надо мной, стукнулись в оконное стекло старческие пятки. Покрывалами, простынями, медленно опустились на тощие ноги гнилые лохмотья. Пока она не успела прийти в себя, я схватил торшер и перевернул над её испуганным лицом.

Серый тяжёлый свет потёк вниз, коснулся её лица, заструился по щекам, залил глаза, ноздри, рот с запавшими губами. Старуха закричала, но было поздно. Кожа, истончаясь, обнажила мышцы цвета провяленного мяса – серый свет разъедал их, в дырах проступили желтоватые кости. Тряпки взвились вокруг в предсмертной агонии и опали.

Я вытер лоб. Тело ребёнка способно на многое, но и ему не по силам такие нагрузки. Руки мелко дрожали, и я, обессиленный, упал на кровать рядом со стремительно осыпающимся скелетом. Челюсть старухи отвалилась. Из пустой грудной клетки через несуществующую носоглотку, вылетел огромный рой чёрных амёб. Здесь они не были прозрачными и невесомыми. Амёбы закружились над моим лицом, середина роя начала опускаться вниз, закручиваясь в смерч.

Я в панике перевернулся на бок, накрыл ухо подушкой, заткнул свободной ладошкой рот и нос. Хвост смерча завис передо мной. Я в ужасе смотрел на изгибающийся кончик, похожий на жало атакующей осы. Он замер и вдруг вонзился мне в глаз, ввинтился в череп. Оставшимся глазом я смотрел, как втягивается в меня рой чёрных тварей. Боли не было, но голова сразу онемела. Боясь потерять сознание, я оттолкнулся от Лии и упал на пол возле её кровати.

Я исполнил свой долг, девочке ничего не грозит. Она будет жить спокойно и безмятежно в этом доме, полном любви, в котором больше нет и никогда не будет монстров. Монстры не заводятся там, где люди счастливы. А мне было немного грустно: я вспоминал, как купался в тёплом мареве в гостиной Инжеватовых всего несколько часов назад, даже не догадываясь, какой короткой окажется моя служба.

***

Шурочка тихонько приоткрыла дверь. Дочка спала, скинув одеяло на пол. Она разметалась по кровати, маленькие ручки сжались в кулачки, но девочка улыбалась во сне. Мама подошла к кроватке и склонилась над дочерью. На обычно бледной коже проступил лёгкий румянец. Сегодня она не кричала, не звала родителей, не жаловалась на бабайку в шкафу. Это была первая спокойная ночь за последнюю неделю.

Босая нога Шурочки уткнулась во что-то мягкое. На коврике у кроватки лежал плюшевый кролик Лео, которого они подарили Лие накануне. Один пластмассовый глаз потерялся, лапа почти оторвалась, из подмышки торчала вата. Шурочка подняла игрушку с пола и поморщилась: на ощупь она была влажной. Чуткий нос, привыкший различать нюансы ароматов самых изысканных французских вин, уловил запах давно немытого холодильника.

Держа кролика двумя пальцами, она вошла на кухню. Сашечка потягивал свежесваренный кофе. Заметил игрушку в руках жены, её брезгливо сморщенный носик.

– Ого, – сказал он удивлённо, – по нему что, трактор проехался?

– Не знаю, – вздохнула Шурочка. – Вот такое качество, можешь себе представить? Танки строить умеем, а плюшевого кролика сшить так, чтобы он не развалился за одну ночь, – нет.

Она открыла дверцу и выбросила игрушку в мусорное ведро. Вымыла руки с мылом, скривившись, понюхала пальцы:

– Фу, кажется до сих пор воняет этой затхлой мерзостью. Сашечка, давай прямо сейчас, пока Лия не проснулась, съездим в магазин и купим Лие новую игрушку, только нормальную, фирменную, а не этот ужас. Кролик Леонид! – она покачала головой. – Идиотское имя, кто до такого додумался?

***

Там, где я открыл глаза, было темно и плохо пахло. Амёбы жужжали в моей голове, но больше ничего не происходило. Под левой лапкой – недоеденный кусок торта. Под правой – пакет с картофельными очистками. Над головой – узкая полоска белого света. Она стала шире, возникло багровое лицо с заплывшим глазом. Лицо улыбнулось беззубым ртом, и грязная вонючая рука вцепилась в моё ухо.