— Она сбежала, — простонал кто-то сбоку. — Эта тварь сбежала и теперь всем нам конец…
— Почему мой внутренний голос подсказывает мне, что заканчивается эта история плохо? — проворчала я, поднимаясь с кровати и с удовольствием потягиваясь. За то время, что Хасан вспоминал события давно минувших дней, я успела немного очухаться и даже почувствовать себя практически живой, а не кожаным мешком, набитым хрупкими костями.
— Потому что так и было, — снисходительно усмехнулся Хасан, наблюдая за моими попытками натянуть одежду одновременно прикрываясь куском одеяла. Не то, чтобы я смущалась своего тела. Совсем нет. Просто рядом с Хасаном я всегда чувствовала себя…уязвимой. Слабой. И мне не нравилось это чувство ни тогда, когда мы жили и работали под одной крышей, ни сейчас, когда он вдруг притопал с кладбища, где никогда и не находился, а после самым наглым образом вторгся в мой маленький, ненадежный и ломкий мир с непонятными откровениями. И почему все так рвались побеседовать со мной по душам?
— После тех событий в доме Тамира я месяц беспробудно пил. Сначала я пытался убедить себя, что все произошедшее — дурной сон. Потом долго доказывал своему отражению в зеркале, что душевная болезнь — не приговор и в наше время все лечится. А потом пришлось смириться, принять новую реальность и попытаться как-то ужиться с ней.
— И как? — иронично поинтересовалась я, одновременно просовывая ногу в штанину джинсов, которые так заботливо кто-то оставил в изножье кровати. — Получилось?
— Получилось, — сухо вымолвил Хасан, вновь отворачивая от меня свое лицо. — Но, когда я, наконец, выбрался из своей квартиры, заваленной пустыми бутылками и коробками из-под пиццы, которые одновременно использовал как пепельницы, оказалось…что мир не ждал, пока я приду в себя. Тамир, воспользовавшись моей временной недееспособностью, отобрал себе практически весь наш общий бизнес. Бывший друг оставил мне лишь несколько активов, приносящих весьма скромный доход. А когда я попытался поговорить с ним, спустил на меня своих цепных псов. И знаешь, когда ко мне домой ночью ввалились хмурые ребята весьма неприметного вида и отмутузили так, что рассвет я встречал в луже крови, едва не блюя собственными внутренностями и зажимая в кулаке горсть выбитых зубов, меня посетила одна очень интересная догадка. И в дальнейшем я нашел ей подтверждение.
— Что за догадка? — тут же напряглась я, замирая на краю кровати и сжимая в руке правый кроссовок. Левый я уже успела натянуть и даже зашнуровать.
— Когда дела пошли в гору, — с готовностью начал рассказывать Хасан, — мы стали видеть Гаспара все реже и реже. Он отлично нам помог на первых порах, голова у него хорошо соображает, этого не отнять. Но потом он с головой ушел в какие-то там свои схемы и чертежи. Настолько, что на какое-то время я вообще забыл о его существовании. Своих проблем хватало. В один из дней я спросил у Тамира, где братец. А тот ответил, что пристроил родственника в одно очень хорошее место, где брат сможет воплотить все свои мечты. Я тогда не придал внимания этим словам и не стал уточнять, что именно наш гений собрался там воплощать. Подумал, может, теплицу решил построить, ботаник хренов, и выращивать там редкие пальмы в кадках. Или забился в какую-нибудь исландскую нору для изучения Северного сияния? Что там еще наш гений контуженный мог придумать? В любом случае, мне было не до него, а потому я просто принял к сведению, что он больше не участвует в наших делах.
Мне показалось или на загоревшем и немного округлившемся лице Хасана и правда отразилась вина? Вина и…страх?
— Так, — с нехорошим предчувствием протянула я, — и что дальше?
— Повстречавшись с ребятами Тамира, я сразу понял — с ними что-то не так, — удрученно вздохнул Хасан и потер шею, как будто пытаясь освободиться от чего-то. Слишком быстрые, слишком сильные, мгновенно реагирующие на опасность и восстанавливающиеся с рекордной скоростью. И вот, в момент, когда один из них отправил меня в полет через всю комнату, одновременно сломав челюсть, я вспомнил. Вспомнил, как однажды, в один из редких случаев, когда Гаспар выпивал с нами, захмелев, он начал рассказывать о своей мечте — создать сверхчеловека.
От удивления я выпучила глаза, словно лягушка, оказавшаяся в пустыне.
— Эээээ…что?
— Как у Ницше, — терпеливо пояснил Хасан, хотя его лицо в этот момент пренебрежительно исказилось.
— Существо, по своему могуществу превосходящее современно человека настолько, насколько последний превосходит обезьяну, — задумчиво пробормотала я, припоминая содержание знаменитого романа. — Да, я читала Ницше. Не надо так глаза пучить.
— Да я просто…, — невнятно начала Хасан, но замолчал на полуслове. — Просто удивлен. Думал, ты только этикетки на пивных бутылках читаешь.