Посох засветился. Потом вдруг от него в разные стороны раздвинулись неширокие лучи, которые стали вращаться, и воздух вокруг
Сухмет еще раз мысленно проверил свое сооружение и пошел вниз. Ему хотелось есть. Лотар подумал было, что недурно бы выпить разбавленного сидра или того сока, который Сухмета научил делать Кнебергиш, и тут же увидел восточника с небольшим кувшином в руках, в котором весело плескалась вода. Потом старик все-таки ушел есть.
– Ну, – спросил Рубос, когда Лотар напился, – можешь объяснить, что дальше?
– Да, господин Лотар, куда ты направил корабль?
Это были Джимескин с Партуазом. Рядом с ними стоял Купсах. Лотар поднялся с палубы, посмотрел на ют. За рулями был Санс. Крылья
– Капитан, сколько, по-твоему, мы прошли за последние двенадцать часов? – спросил Лотар.
– У меня получилось, что более двухсот пятидесяти миль. Нам немного помог ветер.
– Значит, до передовой от этих разъездов ханнов, – Лотар указал еще на один отряд кочевников, которые на этот раз мирно проезжали под ними, – осталось миль двести, если не меньше. То есть до того момента, когда война станет необратимой, осталось меньше недели.
– Мы все это понимаем, Лотар, – буркнул Джимескин. – Что мы будем делать сейчас, сегодня?
– Мы идем к берегам речки Говарли, где будем искать главный лагерь Торсингая.
– Почему ты думаешь, что он именно там разбил свой лагерь? Ты получил какие-нибудь сведения, о которых не сообщил нам? – поинтересовался Шивилек.
– Вчера на совете Присгимул рассказал кое-что о том, как Торсингай принимает решения. Он, должно быть, стоит сейчас на берегу реки и тренируется, ожидая, пока решение забрезжит в его мозгу. Совсем неплохой метод, должен признать. Если бы у меня было время, я бы тоже так делал.
– Он сказал, что так Торсингай восстанавливает силы, но не было сказано ни слова, что он так же вынашивает свои планы, – произнес Джимескин.
– Это очевидно.
– А почему ты собираешься его искать именно на берегах Говарли-Дарь, как полностью звучит название этой речушки? – Шивилек не мог не продемонстрировать Джимескину свои познания. – Это ведь даже не самая большая река в этих степях. Казалось бы, для двора такого великого завоевателя, каким считается Торсингай, нужна большая река.
– Разумный воин, мэтр, ищет не самую большую, а самую чистую, чтобы избежать болезней, – спокойно ответил Лотар. – Именно поэтому он становится не ученым, а завоевателем.
Адъюнкт слегка покраснел. Лотар надеялся, что хотя бы полчаса он не будет демонстративно выгружать перед ними свои познания.
– И все-таки, Лотар, что ты будешь делать, когда мы найдем его?
– Я попробую найти его фокус. Не общий фокус жизни или планов, а фокус или направление его недавних поступков.
– Что такое фокус? – спросил Джимескин.
– Кросс, смотрите! – заорал вдруг матрос, которого поставили впередсмотрящим. Он был очень возбужден и показывал куда-то пальцем.
Все подошли к борту. Да, на это стоило посмотреть. До самого горизонта по выжженной степи тянулись повозки, между которыми на бесчисленных крепких восточных лошадках ехали верховые воины. Это двигалось войско Торсингая.
Их было очень много, десятки тысяч. И они шли на этот недружелюбный Запад со своими женами и детьми, которых везли в повозках, со своим оружием и, конечно, со своими животными, которых ценили больше жизни. Над этой рекой кочевников поднималась туча пыли, взбиваемой бесчисленными копытами, ногами, колесами…
Не успело
– Что… что это?
– Это их запах, господин, – раздельно произнес Партуаз.
– Нужно молиться, чтобы этот запах не появился в наших домах, – проговорил вдруг обычно сдержанный Купсах.
– Но… Но сколько же их тут? Это же целое море. Они способны поглотить весь Запад! – воскликнул Шивилек.
– Сухмет, – позвал Лотар негромко, зная, что старик стоит возле его плеча. – Сколько у Торсингая таких колонн?
– Это не самая крупная, а средняя, господин мой. Таких у него пять. Есть еще три действительно крупные, которые ведут самые богатые и сильные роды его империи. А мелких я пока сосчитать не могу, их несколько десятков.
Джимескин гулко проглотил слюну.
– Сколько же у него солдат?
Сухмет справедливо решил, что вопрос обращен к нему, и пожал плечами:
– Этого не знает никто из смертных, господин.