Демонический экран

Здесь ни одна деталь не случайна. Возьмем, к примеру, сцену, где Хаген ждет Кримхильду. Ланг показывает сидящую фигуру, неподвижную, словно статуя, с мечом, символизирующим угрозу, на коленях. Или же сцена, где Брунгильда, стоя посреди исполинских скал, смотрит вдаль в ожидании героев. Ее силуэт пересекает по диагонали холодный серый горизонт, на котором неожиданно вспыхивает северное сияние. И если Ланг, с одной стороны, использует для постановки кадров знаменитые живописные полотна, то, с другой стороны, его киноленту можно остановить в любой момент, чтобы увидеть сцены, которые по своей гармоничной статике вполне могли бы быть картинами.

Немецкие кинорежиссеры того времени всегда стремились к орнаментальности. Так, от сильного центра часто отходят два симметричных крыла: доктор Калигари сидит за своим письменным столом, словно огромный уродливый паук, оперевшись локтями на две стопки книг одинаковой высоты. Или же в "Усталой Смерти" фигура таинственного путника выделяется на фоне стены прямо по центру, в то время как по обеим сторонам четверо человек из компании завсегдатаев — по двое с каждой стороны — наклоняются вперед и синхронно откидываются назад (кстати, здесь ощущение симметрии создается исключительно за счет искусного монтажа).

Еще более выразительна группировка персонажей в геральдической манере: Зигфрид и Гунтер совершают старинный ритуал побратимства под германским дубом. По обе стороны от них стоят четыре фигуры — два брата короля и два дружинника Зигфрида, а центр акцентирован высокой фигурой Хагена, причем этот акцент еще больше усиливается за счет методичного распределения форм в пространстве.

И хотя Ланг в гораздо большей степени, чем Макс Рейнгардт, стремится к созданию завершенной, декоративно стилизованной композиции, все же в его фильмах еще чувствуется влияние этого великого театрального режиссера. Например, в сцене столкновения двух королев на ступенях собора, где темная процессия служанок Брунгильды клином врезается в группу одетой в светлые одежды свиты Кримхильды. (Это движение напоминает массовые сцены на арене Большого Театра в Берлине.) Впрочем, построение воинов Зигфрида в каре восходит к другому источнику, а именно массовым мизансценам экспрессионистской хоровой декламации.

Тело каждого человека в отдельности тоже используется в "Нибелунгах" как элемент декорации. Так, фигуры горнистов в своей застывшей статике резко выделяются на фоне ясного неба, так же как и подвесные мосты, прорезающие экранное пространство. Как и предметы, статисты лишены всякой индивидуальности. Воины расставлены на одинаковом расстоянии друг от друга, как будто столбы, в абсолютно одинаковых позах, у каждого в одной руке копье, в другой щит. Зигзагообразный орнамент на их одежде делает их застывшими в двухмерной плоскости, и кажется, что под этой одеждой скрыты неживые тела. Шлем с опущенным забралом полностью стирает их индивидуальность. Эти воины-столбы, с одной стороны, как будто загораживают вид на приближающуюся к собору процессию, а с другой стороны, усиливают стереоскопический эффект. В другой сцене Брунгильда сходит по импровизированному мосту на берег, и мост этот составлен из воинов, которые стоят по шею в воде, сдвинув свои щиты. Их шлемы образуют своеобразный орнаментальный бордюр. Остальные персонажи, ожидающие на берегу, в совокупности напоминают ажурную решетку.

Схожую деперсонификацию мы видим и в "Мести Кримхильды>: в склепе, где покоится Зигфрид, Кримхильду окружают служанки; в своих платках с геометрическим орнаментом, в накидках, ниспадающих тяжелыми складками, они выглядят так, словно у них нет ни тел, ни лиц. Они наклоняются вперед и сливаются с изгибом ниши, образуя своего рода апсиду и не выполняя никакой другой функции, кроме мозаичного украшения этого изгиба.

Иногда кажется, что фильмы Ланга с их чрезмерной декоративной стилизацией немногим отличаются от "абсолютного" или абстрактного кино. В этом контексте важно, что для изображения сна Кримхильды Ланг предпочел геральдически стилизованной анимации в духе Лотте Райнигер¹¹⁷ манеру Руттманна, идеолога "абсолютного кино": неясные, по форме напоминающие птиц, темные плоскости разрывают абстрактную светлую птицу. Неслучайно и Мохой-Надь¹¹⁸ поместил в свою книгу "Живопись, фотография, кино" (Мюнхен, 1927) из серии "Книги Баухауза" кадр из фильма Фрица Ланга "Доктор Мабузе, игрок" ("Dr. Mabuse, der Spieler"). Этот кадр из сцены спиритического сеанса, когда на серой поверхности круглого стола видны лишь белые руки, сплетенные в почти абстрактный орнамент (фигуры персонажей поглощены тьмой), очень напоминает рентгеновский снимок раковины.