Демонология Сангомара. Наследие вампиров

— Право же, порой мне казалось, что наш герцог — бессмертный бог, покровительствующий священному Крелиосу. Неужели я был прав и сейчас, оставшись без любви своего основателя и защитника, Крелиос дергается в предсмертных муках?

— На вашем месте я бы, пока есть возможность, перебежал на сторону Стоохса, — мягко посоветовал Филипп, сочувствуя неподдельному горю посла. — Ваш ясный разум будет более востребованным там, чем при дворе пятнадцатилетнего юноши, который, по слухам, недалек умом.

— Да, увы и ах… Знали бы вы, сколько их уже переметнулось на сторону Стоохса. Сбегать надо вовремя, и в числе первых, а я опоздал, — усмехнулся Ханри. — И с кем я обсуждаю вопросы предательства? С человеком или демоном, которого вижу в первый раз…

Разговор прервался оттого, что дверь отворилась. В кабинет быстрым шагом вошел Уилл, одетый в черное котарди. В руках он держал книгу, которую собирался вернуть на место, чтобы взять новую. Увидев графа и посла, Уильям от неожиданности вздрогнул.

— Прошу извинить меня. Я думал, что все внизу, на пиру.

— Мы все равно заканчиваем, — ответил Филипп. — Делай что нужно, раз пришел.

Кивнув, Уилл взял очередной том и поспешно вышел, чтобы не мешать графу обсуждать важные вопросы. Ханри проводил его долгим взглядом, невольно рассматривая иссиня-черные волосы, такое же черное котарди, высвечивающее бледность лица, и его длинный нос. Когда дверь закрылась, посол мягко заметил:

— Раз уж вас, граф, зовут Белым Вороном, то сыну вашего друга стоило бы дать прозвище Черный Ворон.

Столь явный намек заставил графа невольно вздрогнуть, что не укрылось от посла.

— Я вам уже говорил, Ханри, что он не мой сын, перестаньте подстрекать, — холодно отозвался Филипп, а затем чересчур быстро направился к двери. — Мы рады вам как гостям. Но пока Северный тракт окончательно не размыло осенними дождями, я бы советовал вам поскорее выехать в обратный путь. К утру я вручу вам свой ответ королю, а также, если это вас не затруднит, попрошу передать письмо уважаемому Боббио Натифуллусу в Габброс.

— Да, конечно.

Ханри удивила столь странная перемена в графе, которого явно задело сравнение с сыном его друга. Ничего не ответив, погруженный в мрачные думы посол последовал за Филиппом — богом графства Солраг.

* * *

К вечеру зал почти опустел. Вусмерть пьяных писаря и помощника королевского посла слуги разнесли по их комнатам. Барону Даймону все-таки удалось хорошенько отлапать голую, пышнотелую девку из низшей прислуги, пока бедный Вильрик прятался под одеялом на соседней кровати, чтобы не видеть того, что происходило рядом.

Посол Ханри, выпив столько, чтобы захмелеть, но не потерять окончательно рассудка, сидел за столом в числе последних гостей. Он задумчиво обозревал пустые блюда перед графскими детьми, а также некоторыми помощниками Филиппа. Время от времени они пригубляли из кубка, но когда ставили чаши на стол, оказывалось, что они так ничего и не отпили. Порой кто-то из них тыкал вилкой в сочащееся жиром мясо, чтобы перенести его на свое блюдо, но тут же бросал, якобы увлекшись беседой. Позже прислуга незаметно подменяла блюдо на чистое. Обычного гостя все эти хитрости легко обманывали. Все, кроме Ханри, пребывали в уверенности, что хозяева замка Брасо-Дэнто пировали вместе с ними.

Потом королевскому послу вдруг вспомнилось, что никто во дворце не знал, что любил поесть или выпить их покровитель, Горрон де Донталь, хотя он тоже был большим любителем пышных застолий, танцев, песен и женщин.

Особый интерес у Ханри Обуртальского вызвал и перстень на безымянном пальце графа: серебряный, простенький, с черным агатом прямоугольной формы. Агаты принято, по обыкновению, сочетать с золотом, но смутило посла не это — аналогичный перстень носил и герцог Донталь. Причем если прочие кольца он довольно часто менял, поддаваясь моде, то это годами красовалось на его левом безымянном пальце.

Семейство Тастемара хранило много тайн.

К тому моменту, когда посол собирался покинуть зал, Леонард вел интереснейшую беседу с рыцарем Вирджином. Рыцарь оказался страстным любителем не только вин, но и поэзии, поэтому неожиданно обрел для себя хорошего собеседника в лице графского сына. Пока все прочие обитатели замка старались не выделяться, Лео всячески пытался вкусить того, чего был лишен, но к чему так отчаянно стремился, — дворцовой светской жизни. Однако стоило ему распалиться в обсуждении поэта Ормиса, расхваливая его изящный, звонкий слог, как Вирджин вдруг рухнул под стол — вусмерть пьяный. Тогда расстроенный Леонард поднялся из кресла и быстро пошел к выходу, где его уже ждала притаившаяся у порога Эметта.

За ним последовал и посол Ханри, потерявший для себя всякую интересную цель для наблюдений, ибо граф уже поднялся в свои покои. Минуя холл, он уже занес ногу над лестницей, когда увидел, как Леонард в обнимку со служанкой спускается в подземелье. Не понимая, что тому столь поздним вечером понадобилось в замковых узилищах, посол присел на скамью. Прислонившись, он сделав вид, что отдыхает от затянувшегося застолья. А сам принялся ждать.