— Скорее, благодаря свежей крови, — ответила она, сгребая бинты в кучу.
— Крови… Но кровь… Где вы ее берете? Если честно, я стараюсь не думать об этом, но все же…
— У преступников. В городе есть общая тюрьма, куда попадает всякий люд, обвиненный в преступлениях средней тяжести. А здесь, в этом же крыле, заключены под стражу те, кому назначена смертная казнь: убийцы, насильники, бунтари. По бумагам наказание приведено в исполнение через обезглавливание, а по факту они сидят внизу и… ну, умирают чуть позже.
— Понятно. У вас что, весь замок — вампиры?
— Нет-нет. Только мы и некоторая прислуга — вот и все. Отец старается жить по людским законам и не выпячивает свое происхождение. А народ лишь толкует между собой, что он продал душу демонам.
— И как это для них? — удивленно спросил Уилл. Он с содроганием вспомнил, как его закидали камнями в Вардах.
— Никак. Мелкому люду все равно, кто правит ими, лишь бы еда была на столе, дровишки в печи и теплая баба в кровати. А средняя знать смирилась, ведь и им живется неплохо.
— Странно.
— Что странного?
— Понимаете… Когда Бартлет вернул меня в город, все возненавидели меня лишь за то, что я стал не таким, как они. Хотя я им не сделал ничего плохого. А вашего отца не трогают?
— Ах, вы вспомнили тех отвратительных горожан, — Йева поджала губы и нахмурилась. — Ну, как бы вам объяснить… Мелкий люд только на таких же мелких и кидается. На тех, кто сильнее, они даже глядеть боятся…
Воцарилось неловкое молчание: Уильям не знал, что ответить. Увидев, что он смущается пить кровь при ней, хотя и поглядывает на кувшин, Йева поспешила к выходу.
— Я позже заберу кувшин.
— Спасибо, Йева.
Он благодарно кивнул, залюбовавшись ее медными локонами. Уже у двери она обернулась, встретилась глазами с гостем и тоже улыбнулась. Не глядя вперед, она шагнула за порог и столкнулась с отцом — тот держал в руках какой-то свернутый пергамент. Йева не заметила, как в его холодных синих глазах, окруженных морщинами, на миг промелькнула искорка веселья, и поспешно извинилась:
— Простите, отец.
— Ничего страшного, ступай.
Когда быстрые шажки стихли, Филипп вошел и сразу отметил приятную перемену в госте: он словно стал выше из-за того, что перестал сутулиться, лицо его посветлело, а глаза засияли любовью к жизни.
— Вижу, ты стал выглядеть гораздо лучше. Раны зажили?
— Почти все. Остались лишь крупные, да и те уже не болят.
— Замечательно, — кивнул Филипп.
Он взял стул, привычно поставил его посередине комнаты, как и в ту ночь, и сел, сложив руки с листком на коленях. Не дожидаясь просьбы, Уилл опустился на кровать.
— Как ты здесь проводишь время? Крови хватает?
— Читаю, дремлю, правда, не могу полноценно уснуть. Крови… Да, наверное…
— Наверное? — поднял брови граф. Он-то как раз понимал, что той крови, которую приносят Уиллу, должно быть недостаточно.
— Да, мне хватает… Зубы чуть ломит, но я уже привык, если честно…
— Хорошо. То, что ты не можешь уснуть, — это как раз нормально. Старейшины не спят, а лишь дремлют. И, вижу, ты голоден. Пей, не жди, пока я уйду.
Уильям кивнул. Нарочито медленно, сдерживая желание, он встал и налил в кубок крови. Так же нарочито медленно он поднес его к губам, но потом не сдержался и принялся пить большими глотками.
— Я хотел у тебя кое-что спросить, — наконец произнес граф и развернул скрученный и плотный желтый пергамент, на котором пером было что-то нарисовано. — Присмотрись к этому изображению. Такая цепь висела на шее Зостры в день ярмарки?
Уилл всмотрелся, потом стал вспоминать и через полминуты мотнул головой.
— Не совсем, господин.
— Как же выглядела та? — вкрадчиво спросил Филипп.
— На этом рисунке змея одна — и она свернулась в клубок и пожрала свой хвост. А та цепь была с двумя змеями. Они обвивались вокруг друг дружки, а их головы и хвосты соединялись в витиеватый узел.
— Вот так? — хмыкнул граф и перевернул лист бумаги. На другой стороне было нарисовано украшение, точь-в-точь подходящее под описание.
— Да, это. Вы думаете, что я вам лгу?
«Догадливый», — промелькнуло в голове графа.
— Проверяю, Уильям, просто проверяю. Тот Зостра ра’Шас оказался не простым человеком, а архимагом, влиятельным и могущественным, так что я пытаюсь найти о нем информацию. Мне крайне любопытно, что же он забыл в землях Офурта.
Уилл развел руками и невесело произнес:
— Мой старый учитель говорил: «Мы, бедные люди, рождаемся уже мертвыми. Ничего не знаем, никто о нас не знает, ничего не решаем. Тихо живем, тихо умираем». Так что я не знаю, кому мог понадобиться, когда был обычным рыбаком.
— Мудрые слова… Но, увы, это правда: мелкий люд в общей своей массе безлик и сер. Я бы поспорил с твоим заявлением, что ты обычный рыбак, но, впрочем, ладно… Уильям, у тебя есть какие-нибудь вопросы ко мне? Я отложил свои дела и готов все время до обеда посвятить ответам.
Уильям приободрился, расправил плечи и радостно закивал — в глазах его зажегся огонь любопытства. Узрев такое воодушевление, граф начал сомневаться, не до вечера ли придется отложить все дела.
— Вы можете объяснить, что такого в этом даре Гиффарда?