Однако демография – неумолимая вещь. За 30 лет первая посткоммунистическая правящая элита постарела ровно на этот срок. Но в значительном количестве случаев, несмотря на смену лиц, она остается у власти, действуя на основе своих эклектических представлений, построенных на смеси позднесоветских и своеобразно понимаемых демократических установок. А это входит в острое противоречие с новыми вызовами уже не прошлого, а нынешнего, XXI, века. Может ли выход из положения состоять в осовременивании нынешней престарелой элиты? Даже если теоретически это возможно, то на практике едва ли осуществимо – хотя бы по медицинским соображениям: пожилые люди чаще болеют, в том числе хроническими недугами, которые зачастую окончательно не излечиваются; да и смертность среди людей поколения 60+ все-таки выше, чем среди тех, кому 40–45.
Поэтому
Чем же отличаются в своем общественном и политическом поведении те поколения, которые неизбежно приходят (или уже пришли) к власти в постсоветских странах?
Прежде всего надо отметить: из‐за того что позднесоветское поколение во многих случаях засиделось на своих правящих позициях, естественный процесс смены поколений нарушился. В теории, если мы думаем о максимально безболезненном, без потрясений транзите, молодежь должна включаться в правящую элиту постепенно, поднимаясь все выше и выше по занимаемым позициям, чтобы в конечном счете эволюционным путем взять власть в свои руки. Но на постсоветском пространстве это скорее исключение (тут уместно привести в пример прибалтийские республики). Намного чаще смена поколений – это процесс революционный: приход к власти Саакашвили в Грузии, Пашиняна в Армении и, наконец, Зеленского в Украине. Судя по всему, такой характер перехода весьма вероятен в России, Казахстане, Беларуси, Азербайджане.
К чему этот прорыв во власть ведет на практике, ярче всего видно на примере Украины.
Сам Владимир Зеленский, подавляющее большинство членов правительства и «монобольшинства», «слуги народа» в Верховной Раде – все это люди, не имеющие никакого опыта государственной службы. Что, конечно, не вина их, а беда: предыдущий олигархически ориентированный режим фактически перекрыл социальные лифты движения во власть. Туда попадали не по меритократическому принципу (что во многих случаях давало бы шанс более молодым поколениям), а по принципам родства, кумовства, землячества. Вот мы и видим метания в выполнении на практике амбициозных и вполне назревших предвыборных обещаний, что неизбежно рождает ошибки, которые были бы необязательны, и кадровую чехарду уже внутри прорвавшейся к власти молодой когорты. Закончится ли это контрреволюцией, попыткой реставрации прежних порядков и возвращением к власти людей с предыдущими представлениями о мире? Едва ли. Но к очередным внутрисистемным встряскам уже внутри нынешнего правящего поколения привести вполне может.
Еще один любопытный пример – Армения. Никол Пашинян прорвался к власти на лозунгах настоящей, а не притворной борьбы с коррупцией и вообще создания нового государства – прозрачного и подконтрольного обществу. Как и в Украине, он добился появления лояльного ему большинства в парламенте. С того момента прошло уже два года, кое-что сделано, но коренного перелома не произошло. Более того, сам Пашинян начал проявлять признаки типичного поведения лидера, для которого удержание власти становится самоцелью.