Гитлер приезжал к Лени Рифеншталь домой. В Германии не было другой женщины, которую бы фюрер навещал в приватной обстановке (Ева Браун жила в резиденции Гитлера). Лени попросила разжечь камин. Домработница принесла салаты, хлеб, фрукты и свежеиспеченный пирог – яблочный штрудель Гитлер обожал с детства. Себе Лени попросила бокал вина, Гитлер ограничился минеральной водой.
Когда они остались одни, фюрер стал говорить ей комплименты:
– Вы знаете, с какой радостью я бываю в вашем обществе, но, к сожалению, мои обязанности не позволяют мне делать это чаще. Впрочем, я не знаю ни одной женщины, которая трудилась бы столь целеустремленно и была столь же одержима своей работой, как вы. Точно так же и я полностью подчинен своей цели.
– А ваша личная жизнь?
– Я отказался от личной жизни, когда решил стать политиком. Я люблю видеть в своем окружении красивых женщин. Но я не принадлежу к тому типу мужчин, что получают радость от непродолжительных авантюр. Если уж я загорелся, то чувства мои глубоки и страстны. Но как совместить это с моим долгом по отношению к Германии? Мне пришлось бы разочаровать любую женщину, как бы сильно я ее ни любил.
Гитлер стал рассказывать о женщинах, которых он любил:
– Мои любовные приключения в большинстве случаев оказывались несчастливыми. Женщины, которых я любил, либо были несвободными, либо непременно хотели выйти за меня замуж… Впрочем, для брака я абсолютно непригоден, так как не смог бы хранить верность. Отлично понимаю тех великих людей, которые заводят любовниц.
Между ними так ничего и не произошло. Но не по вине Лени Рифеншталь. Ее возбуждала эманация власти, исходившая от диктатора. Это Гитлер испугался. Он чувствовал в Рифеншталь сильный характер крайне амбициозной женщины. Таких женщин он побаивался и разыгрывал роль человека, вынужденного подавлять свою страсть во имя великой идеи. Он делал вид, что готов заняться любовью, но буквально в последний момент отступал. Он говорил, что Германия – его единственная невеста, которой он будет хранить верность:
– Счастье некоторых государственных деятелей, что они не были женаты: иначе произошла бы катастрофа. В одном жена никогда не поймет мужа: когда в браке он не сможет уделять ей столько времени, сколько она требует. Но долг и обязанности властвуют над мужчиной, и бывают моменты, когда он действительно вынужден сказать: какое мне дело до жены, какое мне дело до ребенка! В 1932 году я вообще лишь несколько дней провел дома. Но и тогда я не был себе хозяином… Жена встречала бы меня упреком: «А как же я?» У меня было бы угрюмое, помятое лицо или я бы перестал выполнять супружеские обязанности. Поэтому лучше не жениться. Гораздо разумнее иметь возлюбленную. Никаких тягот, и все воспринимается как подарок. Разумеется, это относится только к великим людям…
Гитлер извлек массу пользы из самоубийства своей несчастной племянницы Гели Раубаль, с которой у него был роман. Гитлер придумал замечательную формулу: после смерти Гели он не способен никого полюбить и вынужден отказаться от возможности физически обладать женщиной. Точнее было бы сказать, что он боялся показать свою мужскую слабость перед такой женщиной, как Лени Рифеншталь.
Перед Евой Браун, которая всегда была к его услугам, ему нечего было стыдиться. За нее он был спокоен: она никому и ничего никогда не расскажет. Она и не знала других мужчин. А перед искушенной Лени Рифеншталь ему не хотелось разоблачаться. Зачем рисковать? Значительно безопаснее сохранить платонические отношения и использовать разнообразные таланты этой женщины на благо рейха.
Гитлер попросил ее снять фильм о партийном съезде:
– Я убежден, фройляйн Рифеншталь, что только вы обладаете художественными способностями, необходимыми для того, чтобы из реальных событий сделать нечто большее, чем просто кинохроника. Мне не хочется скучного фильма. Я желаю, чтобы это был художественный кинодокумент. Чиновники из отдела кино министерства пропаганды этого не сумеют. Я дал указание партийным инстанциям оказывать всяческую помощь вам и вашим людям. Но партия не станет на вас давить.
Документальное кино было для Лени Рифеншталь в новинку. Ей хотелось играть самой или снимать художественный фильм. Но она уже поняла, что фюреру нельзя отказывать. Фильм о партсъезде был особым заданием. К ней приехал домой первый начальник гестапо, государственной тайной полиции, Рудольф Дильс и обещал взять ее под охрану:
– Вас будут охранять круглые сутки. Вы этого не заметите и не будете испытывать никаких неудобств – до тех пор, пока мы не выявим всех людей, которые хотят причинить вам вред.
– Почему меня преследуют? – спросила Рифеншталь.
– Фюрер, который высоко ценит вас как художника, поручил вам снять фильм о партийном съезде. Этого не могут понять многие партийные работники. А у тех, кто годами ожидал подобного задания, это вызвало озлобление.