Демоны Дома Огня

– А! И вправду дешевле! – обрадовался Антонио, но тут же вновь засомневался: – За бутылку и стакан 6 миллионов? И только потому, что они принадлежали какому-то Пабло? Он что, мексиканец? Знаменитость какая-то? Вроде Майкла Джексона? – задумался он над нелегкой задачей. – Но отдавать за какие-то грязные стаканы уйму миллионов? – Антонио покачал головой. – Нет, не готов я осчастливить этого Пабло такими деньгами и тебе, Марк, не советую. Пусть идет работать, уголь там разгружает или посуду моет. С чего это мы должны его обеспечивать?

– Пабло Пикассо – художник, он умер, – робея, решила просветить Антонио та самая дама, любительница дорогой живописи.

– Так на что ему деньги, если он умер? – резонно возразил Антонио. – Нет, я хочу посмотреть на эти стаканы. Кажется, дело нечисто.

Отсмеявшись, Антонио заметил:

– Пару лет назад Дом Гильяно через одну из своих компаний приобрел «Мальчика с трубкой» Пикассо. Если ты уж такой знаток, то помнишь: мальчишка в синем костюме, с трубкой, в венке из роз. И если тебя так уж интересуют цены, то дай-ка я вспомню, сколько же мы за нее заплатили… Деньги – такой пустяк в Доме Гильяно.

– Сто четыре двести… – без запинки отчеканил Марк.

– Миллиона долларов, – подхватил Антонио. – Ну и память у тебя! И если тебя когда-нибудь пригласят в кабинет дона Гильяно, найди две минуты, обернись, увидишь эту картину, посмотри на нее очень внимательно – может, поймешь, что именно на этом свете не купишь за деньги.

Марк помрачнел, он почувствовал, что Антонио издевается над ним, дает понять всем и каждому за столом, в пределах слышимости, что Марку вход в кабинет дона Гильяно заказан. Он второсортный гость, приглашенный из милости внебрачный сын. Всю жизнь Марк чувствовал, что он лишний, у него нет семьи, он не получил того, что могло бы быть его по праву рождения. Он не виноват в том, что родился вне брака. И винить мать он в том не мог. Отец для него был единственным виновником. И в глазах Марка, и в глазах дона Гильяно Ашер был преступником, предателем. А с точки зрения этих людей, в чью семью он хотел войти, Марк оставался плодом немыслимого мезальянса. Странно, что к Яну здесь иное отношение.

* * *

Ада хотела послушать сказки, которые рассказывал дон Гильяно детям и их мамам на ночь. Но боялась нарушить какие-нибудь правила Дома Гильяно, а потому обратилась за советом к Анжелин.

– Вообще-то ты не принадлежишь Дому, – задумчиво протянула та. – Но вот что… проще простого: бери моего Альфи – и иди в Мемориальную гостиную.

– А разве можно?

– Конечно, нельзя! – даже возмутилась Анжелин. – Но в Доме Гильяно есть одна незыблемая традиция: нарушать Законы Дома Гильяно. – И добавила: – В том случае, если тебе не грозит за это смертная казнь, но некоторые шли даже на этот риск – и получили по заслугам. – Увидев, как вытянулось лицо Ады, она улыбнулась: – Не бойся, послушать сказку – это безобидно, тем более что мы все с нетерпением ждем, когда ты присоединишься к Дому Гильяно.

Дон Гильяно любил этот вечерний час в Мемориальной гостиной. Обычно несколько первых минут он расспрашивал детей о том, как прошел их день, разбирал мелкие ссоры и огорчения; большие обиды и преступления подлежали суду в Кабинете, а самые страшные выносились на всеобщий сбор, зачитывался приговор, и следовало наказание, вплоть до смертной казни.

Каждый вечер в камине Мемориальной гостиной разжигали огонь, и неважно, где находился Дом – в тропиках или на севере, дон Гильяно рассказывал сказки из Книги только под треск огня. Он обводил взглядом детские и женские лица. Все дети до пятнадцати лет должны были каждый вечер слушать сказки Дома Гильяно, а вместе с малышами сказки слушали их матери. Раньше вместе с детьми Гильяно здесь сидели и дети-старички с седыми волосами и ярко-синими сияющими глазами. Они рождались взрослыми, а умирали детьми. И седина их была как серебро. Но сейчас среди детей в гостиной не было ни одного лилу, ни одного Гильяно.

Истинные Гильяно больше не могли иметь детей. Большинство тех, кто слушал сказки по вечерам в гостиной, принадлежали Дому, хоть и носили разные фамилии. Были те, кто Дому не принадлежал и по достижении совершеннолетия, пятнадцати лет, должен был выбрать свою судьбу – принять или отклонить предложение присоединиться к Дому Гильяно. «И они согласятся», – думал дон Марко, вглядываясь в детские лица. Эти дети с ранних лет привыкли подчиняться своему дону, они любят Дом, и каждый готов отдать за него жизнь – человеческую жизнь, единственную и короткую.