Демоны Дома Огня

Ада увидела Яна. Он с не меньшей грустью, чем дон Гильяно, наблюдал за сложением пар на Церемонии приглашения. «Интересно, кого он пригласит?» – думала Ада, следя за ним. Их взгляды встретились. Хоть он и не сделал ни одного движения в ее сторону, она вдруг испугалась: «А что, если он пригласит меня?» Внезапно пришли на ум слова из сказки: «И на его смуглом лице глаза сияли, как синие сапфиры». В шутку или всерьез, но этот демон из сказки определенно был похож на Яна. Он смотрит на нее и не отводит глаз, и смотрит так, что, если бы он пригласил ее, она бы согласилась. Ада пошла бы за ним на край света, она бы пошла с ним и за край… Она закрыла глаза и заслонила рукой, словно защищалась от невыносимо яркого света, от света глаз Яна. Прочь наваждение! Это гипноз какой-то… Ей сейчас казалось, что человек с такими глазами не способен на ненависть и жестокость, от него можно ждать лишь любовь. Любовь неземную, вечную, такую, какая была у демона к принцессе из сказки.

– Антонио Аменти приглашает синьорину Аду провести с ним ночь под сводами Дома Гильяно. И пусть никто не знает, что творится за закрытыми дверями!

Ей показалось? Она ослышалась? Это мираж? Антонио Аменти стоял перед ней на коленях и блудливо улыбался.

– Нет! – с испугом чуть ли не выкрикнула Ада.

– Нет так нет, – повторил за ней Антонио, поднимаясь. – Попытка, знаешь ли, не пытка.

Марк, обескураженный поведением Аменти, тут же пригласил ее. И она, идя по лестнице рука об руку с Марком, снова бросила взгляд на Яна. Он по-прежнему стоял один, не собираясь никого приглашать. Но если бы он мог выбирать…

* * *

В Доме Гильяно их секс изменился. Теперь Марк даже не пытался сделать вид, что хочет доставить ей удовольствие, и не старался продлить прелюдию. То, от чего прежде Ада изнывала от скуки, закончилось враз. Теперь Марк вел себя с ней как с давней надоевшей супругой. Быстро кончал и отворачивался спать.

«Сапфиры дарят, когда возвращаются…» – повторяла и повторяла про себя Ада. Она не могла знать этой сказки, но почему-то казалось, что в ней давным-давно жили эти слова, еще до того, как она впервые услышала их от Ашера. Ада не могла уснуть. Встала с постели, пересела в кресло. Прислушалась к сонному дыханию Марка. Надела через голову кружевную сорочку. Жаль, что пеньюара нет, – их Служители разносили под утро. Ведь не запрещается спускаться вниз?

Как красив Дом Гильяно в полумраке. Она залюбовалась, стоя на лестнице. Лампы на колоннах приглушены, свет мягкий, полукруглый, сеется сквозь мрак. А мрак вековой, кажется, даже деревянные перекрытия и колонны, вырубленные из столетних деревьев, излучают тьму. И она мягко колышется, пологом накрывая Дом Гильяно.

Ада кивнула своей старой знакомой – статуе индийской танцовщицы на галерее. Скульптуры занимали места в нишах между дверями спален. Позеленевшая от времени бронза, белизна и прозрачность мрамора, выцветшие краски. Впервые Ада видела раскрашенный мрамор. Это казалось немыслимой грубостью, насмешкой над привычной классической белизной. Хотя ведь многие известные скульптуры тоже расписывали изначально, просто время и солнце, а иногда и земля «съедали» цвета, с годами выбеливали мрамор до цвета кости. Но было одно великое достоинство у этих непривычно ярких застывших изваяний – глаза с радужкой и зрачком глядели как живые – вот-вот моргнут.

Индийская танцовщица с первого дня приглянулась Аде. Наивное, почти детское лицо, припухлые губы, лукавство в глазах, при этом по-женски развитая фигура с царственной обнаженной грудью. Она застыла в позе танца, привычно сохраняя равновесие, пальцы рук сложены в затейливую фигуру, волосы трепещут черным шелком за спиной, на шее приметы касты – коралловое ожерелье и серебряный медальон, разноцветные браслеты украшают запястья и щиколотки. Как живая, даже странно, что она не пустилась в пляс под покровом ночи. Стоит на постаменте, не шелохнется.

Ада сошла вниз по лестнице. Она замечала, что никто из Дома не заходит, не спускается и даже ногой не наступает в каменный бассейн посередине холла. Его обходят по краю, к счастью места много. Но ведь ее никто не видит! И она спустилась на две каменные ступеньки вниз, на дно. Сделала несколько шагов, остановилась в самом центре. Зачем здесь этот бассейн со стоком, если в нем нет воды? Может, просто не успели привести в порядок? Сделают через год на этом месте, где она стоит, фонтан, и Дом обретет голос? Но, чем дольше она стояла в бассейне и думала о его назначении и об устройстве фонтана, о журчащей воде, об античных фигурах, которыми он, может быть, будет украшен, тем больше ей становилось не по себе. Зябко ей было среди камня, плечи покрылись мурашками. В воображении воды фонтана вдруг стали красными, как кровь, и бурлили яростно, подчиняясь чьей-то страшной воле. И слышался голос – тяжелый, он заполнял собой пространство, и этот голос повторял: «Смерть преступнику! Смерть предателю Дома!»