– Ты не слушаешь меня. – Антонио и не думал поворачивать обратно к пляжу. – Скажи спасибо, что на этот раз ему не удалось связать тебя обещанием. Но я не смогу быть рядом все время. В другой раз тебе придется решать самой.
Глава 12. Завет
Закат был единственным, что связывало Ашера с Домом Гильяно. Он провожал день вместе с семьей, салютуя багровому светилу, вобравшему в себя всю ярость дня. Раздоры, споры, битвы, обиды, поражения, как и успех, и слава, и достижения, – все сгорало в закатном огне. Погребальный костер полыхал в небе, чтобы завтра нежным ростком могло взойти юное солнце. Время ничего не значило в Доме Гильяно.
Но здесь, в мире смертных, время значило многое. Оно бежало в один конец. И с каждым днем времени у Ашера становилось меньше. Люди – песочные часы с крупинками времени, заключенными в них самих: когда минуты истекают, их больше неоткуда взять, нет той гигантской руки, которая бы перевернула часы и запустила бы отсчет снова. Ашер надеялся, что сможет сам протянуть руку и повернуть ход событий.
– О-хо-хо, синьор Гильяно, как вы предсказуемы! Пьете виски и созерцаете закат. – Доктор Роберт Хински вошел в гостиную подпрыгивающей походкой – и тут же направился к бару.
– Я тебя не звал, – мрачно откликнулся Ашер, оторванный от своих мыслей.
– Дождешься от вас, когда позовете. – Хински сшиб пробку графина и шумно втянул запах виски, поднеся горлышко к самому носу. – В домишке для гостей так одиноко. А у вас хоромы. И вы тоже один. Решил по-дружески зайти, избавить вас от одиночества этим вечером.
– Мы не друзья, – напомнил ему Ашер.
На это заявление Хински вставил мизинец в ухо, основательно его там повертел, демонстрируя, что слова Ашера не достигли цели.
– Зная вашу любовь к закатам… хе-хе, как человек несколько знакомый с психиатрией, скажу, что есть у вас суицидальные наклонности. Глаз да глаз за вами нужен, синьор!
Роберт Хински явился на виллу в рваных носках, с ободранным саквояжем, полным бумаг. Он никуда не перемещался без своих гениальных открытий, к счастью изложенных только на бумаге. Ашеру пришлось признать, что от общения с героями в своем мире он скатился к беседам с подлецами в мире человеческом. Доктора Хински он охарактеризовал бы именно как подлеца, не иначе. Этот человек жаждал только славы. Славы безоговорочной, признания вселенского. Он был тщеславен до самых остатков волос вокруг лысины. Он хотел открыть то, что еще никто не открывал. Увидеть то, что и избранным-то увидеть иногда не под силу.
– Славненькую вы мне работенку подкинули, – Хински одновременно говорил и жевал губами край бокала, – трудную, но славную. Вам что-нибудь известно о симметрии пятого порядка?
– Впервые слышу, – недовольный тем, что нарушили его одиночество, буркнул Ашер.
– Так я и думал, – Хински презрительно передернул носом. – Плевать вам на науку и технический прогресс. Про Нобелевскую премию-то слыхали? Знаете ли вы, в чем, считалось, одно из главных отличий живой материи от неживой? При прочих равных. Почти философская категория. Симметрия и асимметрия. Мол, неживой мир стремится к симметрии, а живой – к асимметрии. Симметрия есть устойчивость и гармония, асимметрия – развитие. Вот вам пример асимметрии – человеческая рука. Неделима на части. На руку свою посмотрите. Все пальцы разные. Сколько ни верти, пальчики ваши по образу и подобию не совпадут. Смотрите! Ну же!
Ашер, понукаемый Хински, лениво поднял руку к глазам. Ладонь закрыла солнце, и по контуру пальцев засиял пурпурный ореол.