И закружился вихрь, кантата Орфа – это снежный вихрь из лепестков белых роз. Снегопад, лавина, стихийное бедствие. Скабрезные песни пьяных выпивох, закликающих весну: на поляне, в церкви, в таверне. О Фортуна, ты приходишь только к сильным духом! К тем, кто веселится без оглядки и убивает недрогнувшей рукой. Кто знает свое право на вечную жизнь. Кто поднял его с земли, это право, этот нож, обагренный кровью родного брата. И заявил Небу и Земле во всеуслышание о том, что отныне он – Бог. И на месте убийства в одну ночь расцвела самая совершенная, самая прекрасная роза.
Отрывки быстрого, как нож, вальса, кружение хороводов, возгласы до небес, топот, грохот – все пустились в пляс.
Тони подскочил к Аде и возопил:
– Станцуй со мной! Откажешься – защекочу! – И затащил ее за руку в беснующийся хоровод. Обрывки звуков, шепот со стен… Казалось, Белая Зала качается в ритме танца. Безумного танца, вакхического. Музыка кружит, мутит разум. Она пьянит, как шампанское. И этой музыкой – одной из стихий – управлял сам Повелитель стихий. Пятый в алхимическом квадрате. Он дирижировал общим весельем. Он не веселился сам, но не спускал с них, с резвящихся детей, глаз. Он давал им силы, заряжал фейерверком восторга. Пьянил их и заставлял пускаться в пляс. Они рукоплескали себе, а на самом деле – ему! Он создал этот праздник, в один миг закрутив вокруг себя целую Вселенную.
И вот уже слетели с лиц строгие маски, приличествующие празднику, лица искажались в плотоядных гримасах. Люди извивались в чудовищных позах. И все бегом, по кругу, цепью, в ряд… И Ада кружилась вместе с ними в странном танце, в котором задействовано все тело и даже пальцы рук. Особенно пальцы рук. Ада не понимала, в чем тут фокус, но вдруг стены залы рухнули, а она оказалась в классе без зеркал, где до боли в руках отрабатывала эти сложные движения. Сколько длился этот танец? Как и все в Доме Гильяно – целую вечность. Внезапно она остановилась – и тут же, ни секундой позже, стихла, резко оборвалась музыка, даже эхо последних звуков не вернулось из-под кафедрального свода.
На нее смотрели со всех сторон. Молчание ледяным душем окатило ей спину. «Что я сделала?» – хотела спросить Ада. Она танцевала вместе с ними, она знала все шаги и движения.
Она дала Антонио Аменти увести себя. Он усадил ее на диван в Мужской гостиной. Сам придвинул пуф и сел близко-близко, чуть ли не сжимая ее ноги коленями. Она не сразу поняла, что именно говорит Антонио:
– Откуда это в тебе? Кто ты такая? – И всматривался в нее, стараясь за видимым разглядеть сокровенное. – Как у тебя получилось?
– Что? Что? – спрашивала она, стараясь выкрутиться из его плена.
– Как ты смогла сбежать из Дома Гильяно? Тебя не настигло их проклятие? Они не рассекли твою душу на десятки кусков и не раздали по одному каждому из своих демонов? Как? Мне ты можешь сказать, я не такой, как все Гильяно…
– Ты спятил, Тони! Я месяц назад узнала, что Дом Гильяно существует!
– Ты уже была здесь. Голову даю на отсечение. Когда такое заявляют в Доме Гильяно, эта фраза звучит не метафорически, а вполне себе натурально! Но если тебе удалось сбежать, то весьма опрометчиво было так «подставляться» перед всеми Гильяно. Они ведь уже не отпустят тебя. Откуда ты знаешь этот танец?
Ада недоумевала:
– Танец?
– Этот танец исполняли в Ночь Фортуны, чтобы души павших воинов могли вернуться домой. – Понимая, что Ада почти не слушает его, а то, что слышит, – не понимает, он повелительно воскликнул: – Посмотри же на свои руки!
Она очнулась. Руки как руки… Ада смотрела на них, но – хоть убей – ничего необычного не видела. Тем временем Тони положил свои растопыренные лапы ей на колени. Она хотела возмутиться. Но что-то…
– Пять пальцев, – произнесла она неуверенно. – У нас по пять пальцев на руках! – повторила она уже радостно, как ученица, которая в своей пустой голове отыскала ответ на каверзный вопрос строгого учителя.
– И на ногах, если быть точным, – ухмыльнулся Тони.
– По пять человек сидят за столами на террасе. И ты не шутил тогда, когда говорил, что мы сбежали впятером?
– И у человека пять конечностей. Руки, ноги и голова, если она, конечно, на плечах.
– Звезды, – сказала Ада, а взгляд ее, блуждавший по разноцветному оформлению гостиной, задержался на рубиновых звездах. – Пятиконечная звезда.
– Пентаграмма, – подтвердил Тони. – А ты на крест посмотри. – Она перевела взгляд на сапфировый крест. – Он образован пятью точками. Четыре на концах, одна посередине. Это то, что я тебе, дурище, вдолбить вчера пытался. Пять праздников в календаре Гильяно. Ну? Ну? – Что он от нее требовал, Ада никак не могла понять.
– Пентаграмма, – произнесла она шепотом. – Они что, Сатане поклоняются?
Он грохнул, хлопнул руками, захохотал самым настоящим сатанинским смехом:
– Ну ты даешь!
Ада сбросила руки Тони со своих коленей, попыталась оттолкнуть его и встать, но он сжал ее ноги своими, заставив сидеть на месте.