Демоны Дома Огня

Когда он только приехал, дон Гильяно вызывал его к себе, задавал много вопросов. В тот раз поверх своего обычного костюма дон Гильяно накинул белый халат. Марк сразу понял, что это символ святости, и проникся еще большим почтением к тому, что происходит в Доме. Он обстоятельно отвечал на все вопросы. Дон Гильяно хотел убедиться, что Марк понимает, куда он попал, знает, какой на календаре год и день недели. Марк к своим ответам благоразумно добавлял, что «время течет иначе в Доме Гильяно». Когда дон Гильяно спросил его о стоимости последней картины, приобретенной для коллекции, Марк уже знал, что второй раз он в одну и ту же ловушку не попадется, и гордо отвечал, что «деньги так мало значат в Доме Гильяно». А когда дон Гильяно спросил: «А что же тогда имеет значение в Доме Гильяно?» – Марк ответил: «Кровь». И это был правильный ответ, потому что дон Гильяно что-то записал в огромной книге, которая лежала у него на столе.

И когда его навещала Элен, Марк спрашивал ее: «Тебя тоже пригласили в Дом Гильяно? Нам так повезло, правда? А Ян, глупец, говорил, что не останется в Доме». Элен прятала слезы, комкала в кулаке платок. Разум не возвращался к Марку. И он ничего не мог рассказать о той ночи, когда он его утратил.

Элен слышала от врача одно и то же:

– Ярко выраженный бред сохраняется. Он до сих пор не понимает, где находится. Не ориентируется во времени. Вы как-то можете объяснить, что это за Дом, которым он бредит?

– Нет, не могу, – отвечала Элен. – Я ничего не знаю о Доме Гильяно.

Глава 14. Амрита

Разве может умереть та, чье имя – нектар бессмертия? Она рассмеется в лицо Смерти, если госпожа Сумрака встретится ей на пути. Она танцует для Богов, ее танец подобен вихрю. Она выворачивает стопы, соединяет пальцы рук в сакральные фигуры, изгибается волной, ее суставы подвижны, ее тело текуче, как масло. Она опускает ладони на землю, приветствуя мать Сыру Землю. Она умывается энергией Солнца. На руках она баюкает Небо. Она зажигает День, она приветствует Ночь, встряхивая звездное покрывало.

Храмовая танцовщица не может принадлежать ни одному мужчине, она принадлежит Храму и Богу. Большой грех отрывать ее от Служения. Ашер это знал, но он предлагал ей послужить другим богам.

Ее отдали в храм восьмилетней девочкой. Этот день – торжественный и страшный – она запомнила на всю жизнь. Мама не сказала, куда они идут. Взяла за руку. Час был ранний, даже солнце еще не слепило глаза. Дорога поднималась вверх к расписному храму, неподалеку шумела река, десятки порогов-пальцев перебирали поток воды, как струны ситара.

– Это дом Танцующего Бога, – сказала мама. – В его танце создана наша Вселенная. Он лучший танцовщик на свете. Хочешь стать его женой?

Девочка смотрела на синий лик многорукого божества, и если что и чувствовала, то лишь любопытство и голод. Она оказалась в новом незнакомом месте. А с утра они с матерью даже поесть не успели. И она мечтала о миске кислого молока и горсти фиников. Живот отзывался на мысли о еде требовательным урчанием.

– В знак своего нового положения ты получишь красное ожерелье и серебряный медальон, – шептала ей на ухо мать. – Жизнь твоя станет сплошным праздником. У тебя всегда будет дом, ты никогда не останешься одна. Обычно женщинам приходится труднее, но тебе повезло. Помни: не всем везет так же, как тебе. Будь благодарна. Поклонись, – с силой она пригнула голову дочери к земле, у ворот храма их встречал жрец. Изможденный, худой – он не походил на человека, которому в жизни повезло больше других. Но, может быть, везло только женщинам?

– Раздень девочку, – устало приказал жрец. – Надо проверить, нет ли у нее увечий.

Мать бросилась разматывать кусок ветхой ткани, обернутый вокруг тощего тельца дочери.

– Она чистая, не сомневайтесь, мой господин, – приговаривала мать, освобождая дочь от линялых тряпок.

«Конечно, чистая, – хотела подтвердить девочка, – ведь только вчера меня мыли в огромной лохани и терли золой из очага». Но костлявые пальцы жреца уже впились в ее тело. Он крутил ее руки, приказал вывернуть ступни наружу, проверил, насколько гибкие у нее запястья. Он гладил ее кожу, проверяя ее мягкость. Смотрел, нет ли шрамов. Очень сильно надавил на живот. И вдруг запустил руку туда, куда мать не разрешала ей совать пальцы. Девочка взвизгнула от боли. Мать смиренно стояла в стороне, молитвенно соединив ладони.

– Все в порядке, – изрек жрец – и убрал от девочки свои противные руки. – Ей нужно провести ночь в храме, если Танцующий Бог почтит ее, она останется с нами.

Девочка больше не хотела быть женой Танцующего Бога, она хотела домой. С плачем бросилась к матери, вцепилась в ее юбку. Но мама повела себя странно: вместо того чтобы подхватить ее на руки, утешить, унести из этого ужасного места, она толкнула дочь обратно к жрецу.