Демоны города масок

В голосе Айдана звучали превосходство и победа. Да, он победил. Загнал меня в ловушку и сыграл на самой большой слабости: готовности вступиться за слабого. Мы с Иглой обе попали в западню, но я не позволю Айдану перерезать ей горло. Я подвела ее. Подвела всех.

– Нет! Я умоляю тебя, не тронь ее! – сквозь злые слезы просипела я и прямо на коленях поползла к Айда-ну. Тот застыл, напряженно наблюдая за мной.

– Встань с колен, – прошептала Игла, но тут же замолчала, когда лезвие царапнуло кожу и из-под него потекла струйка крови.

– Я стою перед тобой на коленях. – Я впилась взглядом в Айдана. – Ты победил и властен делать со мной все что угодно. Я пробралась сюда, чтобы убить тебя. Она только прикрывала меня. Мсти мне. Бей, пытай, убивай. Это только наше дело, поквитайся со мной. Пощади ее, умоляю!

– Ты готова умереть ради своей шавки? – фыркнул Айдан, но лезвие отвел, что не укрылось от моего внимания.

– Она не шавка, она – мой друг. Ради друзей я готова на все. У тебя ведь тоже есть люди, за которых ты готов умереть. Неужели не найдется того, кого ты любишь?

Звон металла ударом колокола разнесся по темнице. Кинжал выпал из руки Айдана. Он прожигал меня взглядом, и глаза его… застлала пелена слез. Он оттолкнул Иглу, и та с кряхтением повалилась на пол.

Айдан вылетел за дверь и захлопнул ее за собой с такой силой, что, казалось, вот-вот обрушится каменная кладка.

– Дай им прийти в себя, а после верни вторую в ее камеру. – Краткому приказу вторило громкое эхо удаляющихся шагов.

Я подползла к Игле и помогла ей облокотиться о стену. Та молчала, исподлобья рассматривая меня, и в карих глазах стояли слезы. Наконец Игла с глухим всхлипом порывисто прижалась ко мне и заплакала. Я обняла ее и сама дала волю слезам – с ними меня покидали ужас и злость. Мы старались плакать как можно тише, только бы не привлечь внимание псины Айдана. Я гладила Иглу по спине, а она жалась ко мне так, словно и не было никогда этой сильной девушки, готовой дать фору любому мужчине. На ее месте осталась испуганная девчонка – мое зеркальное отражение.

Когда слезы иссякли, Игла отстранилась и прошептала:

– Дания.

– Что? – не расслышав, переспросила я.

– Меня зовут Дания. Мое имя знают только Ман-сур, Маура и Эрдэнэ. Теперь и ты. Спасибо тебе, Амаль.

Что-то внутри дрогнуло при имени Иглы. Дания. Именно за смерть подруги мстила мне Ида. Невинная девушка, влюбленная в Амира, пала последней жертвой кадара. И теперь я встретила ее тезку.

– Если мы здесь умрем, знай, что я благодарна тебе за спасение, – вновь заговорила Игла. – Я не думала, что ты такая…

– Дура? – улыбнулась я сквозь слезы.

– И это тоже. Я считала тебя заносчивой стервой, но ты оказалась другой… прости меня.

Я вновь обняла ее, и звук открывшейся двери заставил меня крепче сжать объятия. Нет, нас не разлучат!

– Выберись отсюда и никогда больше не доверяй своему отцу, – зашептала Игла. – Меня все равно убьют, но я хочу, чтобы ты знала… того кадара, который охотился за тобой, я видела в пещере. Он приходил к Мансуру, они были знакомы…

Грубые руки ублюдка в алых одеждах насильно разжали мои объятия и дернули Иглу вверх.

– Я никому не говорила, но думаю… твой отец обо всем знал, – долетели до меня отрывистые слова, прежде чем пес в алой форме увел ее прочь.

Я крепко зажмурилась и сжала кулаки так сильно, что ногти впились в кожу, но даже эта боль не отрезвила меня. Мансур! Ублюдок! Он все знал! А я, наверное, никогда не смогу взглянуть в его лживые глаза. Как и в глаза Мауры…

* * *

Бесконечная тьма стала моим верным спутником, а тусклый свет, что пробивался сквозь зарешеченное окошко, превратился в маяк. Благодаря дрожащему огню ламп я понимала, что еще существую, что где-то совсем рядом, прямо за обитой железом дверью, течет жизнь.

Иногда, убедившись, что тюремщик задремал или отошел на обед или пересменку, я подбиралась к окошку и звала Иглу. И она отвечала. Пусть слабо и надломленно, но отвечала. Особые кандалы жгли ее и сводили с ума, в меня же ежедневно вливали зелье навиров. Сначала я сопротивлялась, но шавки Айдана научились бороться с моим непослушанием, попросту зажимая мне нос.

В меня вливали зелье одиннадцать раз, столько же раз кормили и забирали отхожее ведро. Я ощущала себя запертым в клетке мерзким вонючим существом. Айдан больше не приходил, и у меня закончились все варианты ужасов, которые он собирался со мной сотворить. Почему не мучил? Почему не пытал? Почему не убил? В темноте мне являлись образы умерших, я тихонько жаловалась Беркуту на свою глупость и самонадеянность, а он отвечал. Возможно, к тому времени я уже засыпала или медленно сходила с ума. Он ругал меня за глупую жажду мести, которая и привела нас с Иглой в темницу. Беркут был прав. Как же он был прав! Из-за меня и моей самонадеянной глупости мы гнили во тьме. Из-за меня Игл… Дания мучилась от боли и чуть не умерла от руки Айдана.