Демоны Микеланджело

Почтенная синьора относилась к дозировке лекарственного средства без должной осмотрительности. Доктор Паскуале извлек из-под ее подушки пустой флакон от капель. Какой концентрации в нем было средство, он затрудняется сказать, ведь синьора пренебрегла его советом приобретать лекарство исключительно в той фармацеи, где эскулап проводит консультации и, соответственно контролирует производство каждого лечебного препарат!

Микеланджело неприметно ухмыльнулся — и доктор Паскуале и маэстро Ломбарди были одинаково плохими медиками, однако, еще не делало их преступниками. Он испросил разрешения проведать синьору Косма, наскоро заглянул в комнаты, шкафы и закутки, где, по его разумению можно было спрятать статую. Но повсеместно обнаруживал пустоту, из которой аккуратно вымели паутину, пыль и малейшие признаки мусора — ведь экономка была дамой опрятной, и требовала аккуратности от прочей прислуги. Шансы, что таинственный Некто успел спрятать статую в солидный тайник вроде замурованной ниши, тайного этажа или спустил в подвал и оттащил далеко в подземелье, невелики. Слишком мало времени было у похитителя. Но и у самого Микеланджело в распоряжении имелось не более получаса, глупо пытаться обыскать огромную виллу за такое время. Вместо трудоемких механических действий надо понять, как думает Некто и где такой человек может устроить тайник.

Лучший аккомпанемент для размышлений — цокот копыт. Сославшись на позволение отца Джироламо, он выбрал себе коня среди имевшихся в стойлах, велел оседлать, и во весь опор поскакал к городским воротам Флоренции.

* * *

Синьор Буонарроти оставил взмыленного скакуна у коновязи, заглянул в таверну, только за тем, чтобы выскочить через другую дверь, отшагал пару кварталов и слился с темнотой у стены напротив Баптистерия Сен-Джовани, дожидаясь условленного часа. Площадь напротив здания была пугающе пуста, только серебряный лунный диск вместо света проливал вниз тоску и холод. Недавний дождь смыл все запахи, теперь прозрачный безвкусный воздух обнажал любое движение. Вот что-то шевельнулось рядом с грудой золы и мусора — толстая крыса пресекла брусчатку и исчезла в сточной канве, махнув напоследок голым хвостом. Где-то на соседней улице загромыхал доспехами ночной дозор. Испуганные голуби встрепенулись и зашуршали крылами под карнизом здания, прямо над его головой. Легкое перышко упало вниз и медленно проплыло мимо его лица. Он продолжал стоять на площади совершенно один, даже призраки мертвецов из базилики Санто-Кроче не спешили скрасить его одиночество.

Его гость запаздывал.

Никакой уверенности, что его записка попала по назначению, не было.

Когда ночь задребезжала от боя часов, Микеланджело невольно вздрогнул — алхимический барк пустоты и лунного света превращали любой звук в гулкое, многократное эхо. Но как только тишина вернулась, на его плечо легла рука в тонко выделанной лайке, источавшей запах модных благовоний. На безымянном пальце синьора, прямо поверх перчатки, был надет перстень. Печать на нем изображала державу — сферу мироздания, увенчанную короной и крестом, над которой помещались семь негасимых звезд — герб картезианского ордена.

Лицо незнакомца скрывал плотный капюшон, плащ был темным и сдержанным, но не монашеским, а речь выдавала в нем человека хорошо образованного и еще не старого.

— Спасибо, что не убоялись известить орден о случившемся, синьор…

— Того требовала справедливость. Матушка сохранила мою жалкую жизнь.

Они зашагали рядом, держась в тени высоких строений, прибавили шагу, Микеланджело свернул к недостроенному зданию, напоминавшему остов гигантского животного. С недавних пор доносительство во Флоренции было возведено в ранг христианской добродетели, мест для приватной беседы вдали от чужих ушей почти не осталось. Он шагал сквозь лабиринты строительных лесов, недостроенных колон и стен, упиравшихся в самое небо — даже днем мало кто решался заглянуть в это заброшенное место. Его спутник настороженно посмотрел вверх.

— Я лично проектировал эти конструкции, как деревянные, так и каменные. Они абсолютно надежны, синьор… — он заколебался, как следует обращаться к собеседнику. Кольцо с орденской печатью предполагало высокий статус в монашеской общине, и неуверенно пробормотал: — Простите, ваша… ваша святость.

— На сегодня ограничимся словом «синьор». Будет достаточно, ведь мы во Флоренции! Говорят, здесь по-иному, чем в Риме. Все исключительно равны, и судьба каждого решается жребием[32], — в его голосе Микеланджело уловил ироническую нотку, но собеседник быстро посерьезнел. — Абсолютное равенство превратит наш мир в тоскливую пустошь, надо быть умалишенным, чтобы не понимать этого.

Они дошли до самого конца недостроенного нефа и расположились на забытой строителями скамье.

— Полагаете, отец Джироламо лишился разума, поэтому превращает нашу добрую Флоренцию в филиал ада?

Человек в капюшоне покачал головой.