Демоны прошлой жизни

— Небезызвестный тебе Трескунов вернулся. Не могу до сих пор выяснить: кто его вытащил, кто обеспечил ему такой мягкий срок, кто его выпустил в Испанию, где он год наслаждался свободой… Но я тебе, Паша, обещаю… Клянусь тебе, что он за Верочку ответит по полной!

— И что? Подбросите ему наркоту? Но он — калач тертый, к тому же связан с кем-то, кто и вам не по зубам.

— Это мы еще посмотрим, кто кому по зубам! Тогда я был полковник, каких хоть пруд пруди. Теперь генерал. Скажу по секрету, мне сегодня поступило весьма заманчивое предложение…

— Об этом предложении я услышал еще вчера от авторитетного бизнесмена из затрапезного городка Ветрогорск, — усмехнулся Павел.

— Быть такого не может!

— И тем не менее.

— Дашь мне потом все данные на этого бизнесмена. Разберемся с ним. Но это все мелочи. Ты скажи мне по-родственному: до сих пор один?

Павел кивнул.

— Ты это… — произнес генерал-майор Кудеяров. — Смотри, а то ведь без семьи нельзя. Тыл у каждого мужика должен быть. Тем более у опера. На службе сам понимаешь как… А домой возвращаешься — и тут тебе и ужин, и жена теплая… Душа отдыхает. Если надумаешь, то на примете есть девушка хорошая.

— Я как-нибудь сам.

— Ты дослушай сначала. Девушка, сразу скажу, несовременная, эдакая тургеневская девушка. Симпатичная — лично наблюдал. Дедушка — ректор. Папа — доктор юридических наук, член общественного совета при ГУВД. Люди проверенные…

— Спасибо, дядя, приму к сведению.

Кудеяров возвращался в Ветрогорск и, подъезжая к Обочинке, невольно посмотрел направо, на ствол сосны с отбитой корой — место, где он потерял навсегда Веру вместе с неродившимся ребенком. Отец с матерью каждый год в день ее гибели приезжали сюда и оставляли букеты роз. Он не приезжал, не мог видеть пространство вокруг себя, потому что не было в нем воздуха.

Францев сидел за своим рабочим столиком, услышав звук открывающейся двери, поспешил навстречу.

— Квартиру осмотрел, как ты приказал, вместе с Аленой и ее мужем. Алена, как крыса, сразу стала в вещах рыться. Даже Аркадий не выдержал, крикнул на нее, чтобы не смела прикасаться. А та ответила, что просто хочет все сложить…

— Ты не про это — о деле давай.

— Ну я нашел кое-что. Ты был прав: имелся у Карины ежедневник, и даже не один. В один она стихи записывала. Оказывается, поэзией баловалась. Но там еще какие-то подсчеты, на что деньги уходят. За квартиру, на продукты… Но это не главное. В другом ежедневнике за последние полтора месяца тоже записи: сколько товара получила для реализации, какая выручка. Опять стихи… Хочешь, почитаю? — И участковый тут же начал декламировать: — Прости меня, что я такая, что по наивности грешна… — Он замолчал, перелистнул лист и произнес с еще большим пафосом: — Я только одного хочу, чтоб посреди ночей безлунных меня, как скрипку, ты прижал к плечу, перебирая волосы, как струны… Как тебе? По-моему, складно. Там много еще стихов.

— Больше ничего интересного?

— Есть кое-что. Номера телефонов, записи, напоминания самой себе типа «зайти в школу к Артему по поводу математики» или «надо быть гордой и не ходить больше к нему», «Алик сволочь, Алена дура». Последнее как надпись на школьной стене — обязательно надо написать то, что и без того всем известно.

— Не тяни, я ведь чувствую, что чего-то нарыл.

— Вроде того. На одной из последних страниц записан номер мобильного телефона и указано так — «новый тел. Пог». На, посмотри сам.

Павел взял ежедневник и увидел, на что показывает пальцем участковый.

— Ну и что с того?

— Как что? «Пог» может означать Погудин.

— Что с того?

— Так их вроде ничего не связывало. Может, конечно, они знали что-либо друг о друге, но уж точно не общались: ни любви, ни дружбы, ни делового общения. А если учесть, что убили Карину возле его дома…

— Но ты сам говоришь, что Погудин подъехал после обнаружения тела и помог тебе, выставил оцепление, потом проверял записи камер…

— Ну да. Но все равно я проверю, кому принадлежит номер. Хотя можно не проверять. «Пог» — это, скорее всего, Эдик Погосян, который на рынке занимается сдачей в аренду торговых площадей и прилавков. Мужик неплохой, но душный и крикливый. Страшно боится Ашимова.

— Что там еще интересного у нее записано?

— Разная бессмыслица. Похоже, что она привыкла писать стихи и заносить на бумагу какие-то бессвязные мысли просто так. Например, вот это: «Если бы не моя глупость на той заправке, я бы теперь помогла тому, кого люблю, даже ценой собственной жизни». Или пишет по-английски — ad rem… Ничего себе — английский знала.

— Это на латыни, означает «По сути дела». Дальше что?

— А дальше «Убить гадину». И три восклицательных знака. Вот, можешь сам посмотреть.

Он поднес к лицу Кудеярова книжку. Но Павел отстранился.

— Кто-то мешал ей жить, — продолжил Николай. — Причем очень серьезно. И это было связано с любимым человеком. А мы знаем только одного такого. Это Уманский, от которого Карина по непонятным причинам бегала последнее время. Она даже пошла на унизительную работу — продавать всякую ерунду по поездам. Для чего?